Стихотворение, как мне кажется, посвящено не отвлеченной мысли о всеобщем уходе, а горькой вине перед ушедшими, горькой памяти о том, что мы для них не сделали… В этом высокая ценность его нравственного содержания. Поэт стоит в своем сознании на необыденном, житейским разумом наколенном уровне. Он хорошо понимает очищающий философский смысл смерти для любого думающего человека. Всё это делает стихотворение Игоря Царева «Дни поминовения» вкладом в русскую философскую лирику. Читая первые строчки, представляешь себе хорошо знакомую каждому картину посещения в традиционные поминальные дни кладбища. Обращает на себя внимание нарочито грубоватый подбор лексики: «над замлей», а не над могилой; «зарыты», а не похоронены. Быть может, поэт хотел бы читателя от традиционного, затертого, «извиняющего» всех нас перед уже ушедшими «все там будем» обратить к страшной невозвратимости потерь? Ведь не тела в могилах, а таланты, и рюмку водки над могилой, а чашу осушают. В поминальный день мы стоим над могилой талантливых людей, о друзей, ушедших ранее тебя (пропустили галантно), оставивших тебе чувство вины и сожаления. Метонимия «зарыты таланты» бьет читателя в самое сердце. Эпитет «галантно» - горький, едкий, он сродни попутно брошенному в стихотворении Высоцкого «А нынешние как – то проскочили»: …коварен бог! Ребром вопрос поставил: или – или. На этом рубеже легли и Байрон, и Рембо, А нынешние как – то проскочили… Герой пришел помолчать над могилой талантливого человека. Здесь неуместно философское рассуждение о неизбежности конца, здесь место прощания навсегда. Одно примиряет: все там будем. Но не искупает нашей вины перед ушедшим. Вспоминается, конечно, известное стихотворение Александра Твардовского: Я знаю, никакой моей вины В том, что другие не пришли с войны, В том, что они – кто старше, кто моложе, - Остались там, и не о том же речь, Что я их мог, но не сумел сберечь, - Речь не о том, но всё же, всё же, всё же… Осушенная над могилой поминальная чаша с традиционным окроплением свежего могильного холмика. Перевернутая чаша – как полушар, она вместе со словом «таланты» заставляет иначе воспринимать и слово «земля» не в значении «почва», она придает всему лексическому ряду высокое значение, уводя читателя в космос, заставляя оттуда посмотреть на трагедию ухода. Вторая строфа создает в воображении читателя потрясающую картину, вызывающую в памяти стихотворение Уолта Уитмена с мыслями о наполненной разлагающимися телами земле, о постоянном конвейере смерти, поставляющем новых новоселов на кладбищенские линии. Наполнена высоким драматизмом картина кладбища с постоянными (подумать только!), ежедневными похоронами, где траурный марш исполняется ежедневно. Нам об этом больно думать, но нас легко успокоят лекарства. Интересный подбор лексики: марш, играть, оркестровая яма – еще раз напоминает читателю о прощании с незаурядными, творческими людьми, посвятившими себя искусству. Одновременно с этим возникает и трагическое сопоставление высоких чувств прощания с музыкой, постоянной, ежедневно на кладбище исполняемой, утратившей для музыкантов своё первоначальное чувство. Картина похорон страшна именно своей повседневностью, она изображена поэтом именно в момент на кладбище – не в доме соседа (которого ты вчера мог видеть идущим в магазин), не на улице медленная процессия среди дневной суеты, не в квартире людей самых близких: отца, сына, жены. Выбор сделан не нами, кости брошены судьбой, игра продолжается. Игра в жизнь заканчивается игрой со смертью, но уже всерьез. Горькая ирония звучит в эпитете «аккуратно» (смахнув слезу). Они ушли раньше нас, они названы поэтом «мятежными», а мы, вежливые, «галантные» - живем. И винить нас вроде не за что. «Но всё же, всё же, всё же»… Тело – храм души. Поэт напоминает нам всем о высоком значении пребывания на земле, о шансе состояться, раскрыть талант. Прощание с телом – не с бренной плотью, сосудом скудельным, а с вместилищем таланта. Третья строфа представляет собой развитие двух важных переживаний: состояние человека, покидающего после поминок кладбище, и картина мира, куда мы все, живые, возвращаемся, чтобы жить. Этот выбор не абсолютен. Эта жизнь приносит боль, мы знаем это, она наполнена ложью, грехом, в котором не каются, которым гордятся и превозносят, словно добродетель. Она, эта дорогая нам жизнь, погрузит нас вновь в безнравственность. Ударное в стихотворении двустишие, заключающее весь его смысл, весь ответ автора на вечные вопросы: миру тления противостоит лишь любовь! Есть одна высокая ценность этого бренного, неизбежной смертью кончающегося существования для талантливых и бесталанных, великих и безвестных, святых и грешных: любовь. Она спасает от боли, бездны греха, придает жизни высокий смысл.
|