Игорь Царев - Пятая Стихия

Член жюри поэтического конкурса Международной литературной премии имени Игоря Царева "Пятая стихия"
ИГОРЬ ИСАЕВ



Здравствуйте, Игорь!
Мы снова встречаемся в рамках проекта «Пятой стихии», но уже, так сказать, в зеркальном варианте: теперь вопросы задавать буду я!
И первый мой вопрос будет простым, хотя ответить на него можно тысячью способов: расскажите немного о себе…

Мои детство и юность прошли в Баку. Закончив школу, я поступил в институт и уехал учиться в Киев. Пять лет провёл на Украине. Потом ненадолго вернулся в Баку. А в 1981 году перебрался в Москву, где и живу по сию пору. Все три города считаю родными. По основной специальности я радиофизик, работал в СКБ Института радиотехники и электроники, занимался дистанционными методами исследования земной поверхности. Закончив аспирантуру, несколько лет работал научным сотрудником в одном из НИИ. В девяностых ушёл из науки в коммерческую структуру, но не на первые роли и без особого, правда, успеха. Закончил трудовую деятельность в 2016 году. Сейчас занимаюсь, как стало принято говорить, общественной деятельностью. Член Правления Международного союза писателей имени святых Кирилла и Мефодия, в Литературном клубе этого союза я отвечаю за работу секции поэзии. Посильно участвую в работе «Пятой стихии».

Игорь, как рано и с чего именно началась Ваша поэзия?

Довольно бойко я рифмовал ещё в школе. Единственные строки того периода, которые помню, сочинились в январе 1970 года в ночном поезде «Москва –Ленинград»:

Горит полночная звезда
И вся сгорает без остатка.
В пути грохочут поезда,
Как сны минуя полустанки,
И исчезают без следа…

Окончание этого экзерсиса бесследно исчезло из памяти, видимо, растаяло в той же ночи… Вполне простительно: мне было пятнадцать... Потом стихи пришли уже в начале марта 1972 года и принесли ощущение счастья и печали, лёгкости и тревоги. Урок был бесконечен, и мы, два десятиклассника, сидели за партой и писали друг другу рифмованные записки. Накануне в школе состоялся традиционный весенний бал, она играла Золушку, а я был кем-то вроде режиссёра и сценариста в одном лице. Наш десятый «А» выиграл приз – Торт Счастья, а она была признана Королевой бала... Словом, пришла весна:

Пару к башмачку не теряй
И не меняй!
Не меня от сказки лечить,
Нет, не меня!
Не отыщешь, знаю и сам,
С феей родства,
Лишь добавишь к собственным снам
Чуть волшебства.

А зола- то золотом,
Середина – край!
Мне на память, Золушка,
Что-то потеряй.
Исчезай к двенадцати,
Час пробил.
Долго от семнадцати
До судьбы.

Потом были Киев, много стихов, студенческая литературная студия, поэтические вечера, публикации в институтской многотиражке… Но с 1977 года наступил длительный период в жизни, когда стихи посещали меня значительно реже. Настоящая поэзия пришла много позже. В самом начале двухтысячных годов я по совету друзей зарегистрировался на сайте, объединявшем бывших бакинцев (Bakupages). Сайт был одной из первых русскоязычных социальных сетей, там было зарегистрировано более ста тысяч пользователей! На сайте существовали различные литературные сообщества. Я вскоре стал завсегдатаем поэтического клуба и оставался им почти полтора десятилетия. Мой авторский выход в публичное пространство состоялся на Bakupages; любителей и знатоков русской поэзии там было множество. Результатом многолетних обсуждений на клубном уровне стало моё решение издать книгу. Сборник «Четыре времени любви» вышел в 2013 году. Семь лет спустя в 2020 году на свет появилась вторая книга «Жёлтый дрок».

У разных пишущих людей стихи занимают разное место в жизни. Для кого-то они способ уединения, кто-то – наоборот! – видит в них возможность раскрыть себя в качестве поэта именно в своём кругу. Третьи не могут не писать, четвёртые исправно рифмуют поздравления и эпиграммы для знакомых, а кто-то стремится к поэтической славе...
А что поэзия для Вас?

Непросто ответить, но попробую. Для меня это скорее средство найти, подобрать, нащупать душевное равновесие, гармонизировать внутренний мир. Хотя сам процесс написания кажется чем-то сродни навязчивой болезни. Многие строки приходят ко мне сначала как простая мелодия, которая крутится в голове иногда месяцами. Но появившиеся потом слова не становятся песенным текстом, мелодия лишь толчок к рождению стихотворения.

Игорь, важны ли для Вас творческие контакты с поэтической средой Москвы, мнение друзей и родных о Вашем творчестве? Как часто Вы принимаете участие в поэтических вечерах?

Мои творческие контакты немногочисленны. Я руковожу секцией поэзии в литературном клубе Международного союза писателей имени святых Кирилла и Мефодия, вхожу в состав жюри конкурса памяти Игоря Царёва, участвую в работе «Пятой стихии». Хожу на поэтические вечера этих организаций, иногда сам готовлю и провожу камерные мероприятия.
Поэтическая среда Москвы мне по большому счёту неведома. Слежу за творчеством знакомых мне авторов. Их немного. Наблюдаемые на ресурсах тенденции современной поэзии меня не очень радуют.
По поводу мнения друзей и близких. Старые друзья знают меня больше как человека науки. Но сегодня и они, и мои близкие искренне радуются моим литературным дипломам, «лауреатствам» и прочим достижениям. Я с благодарностью принимаю похвалы, но осознаю, что поэтическая часть моей жизни суверенна. Скорее, мне интересны мнения тех людей, которые, как и я, что-то пишут, где-то публикуются.

Игорь, Вы дважды принимали участие в конкурсе имени Царёва и дважды становились его лауреатом. Что для Вас значат личность и стихи Игоря Вадимовича? Как Вы оцениваете их значение в масштабе всей русской поэзии?

Знаете, Марк, как-то не выговаривается по имени-отчеству: Игорь Вадимович. Просто Игорь Царёв. Мы ровесники, я старше на несколько месяцев. Где-то внутри стойкое ощущение, что я был с ним знаком. Помогая Ирине Борисовне готовить материалы к ежегодным памятным вечерам, я узнал много нюансов, деталей, штрихов. Может быть, от этого у меня и появилось ощущение знакомства?
Игорь ушёл на взлёте. Безумно жаль. Талант, Поэт с большой буквы! Если бы судьба была к нему благосклонна и не забрала бы его до времени, уверен, он бы набрал ещё большую высоту...

Игорь, около двух лет назад мы с Вами, недавние лауреаты престижного поэтического конкурса, вошли в команду его организаторов. Тем не менее, Вы для меня – прежде всего замечательный поэт, в чьём творчестве именно философская проблематика занимает центральное место.
Отсюда мой следующий вопрос: как рано, насколько осознанно и только ли в поэтическом творчестве Вас заинтересовали глубинные проблемы бытия?

Размышлять о таких проблемах свойственно всем думающим людям. По мере взросления мы задаем себе всё больше вопросов о мире вокруг, о мире внутри нас. Но с годами осознаём, что исчерпывающего ответа ни на один из них нет и никогда не будет. И, хочешь не хочешь, мысли о принципах мироустройства, о его причинно-следственных связях оставляют след и в том, что мы пытаемся создавать сами. В моём случае – в стихах.
Тем, кто пытается думать о сущностных проблемах, научное образование даёт достаточно разнообразный инструментарий. Мне ещё в аспирантские времена попалась тоненькая книга советского математика В.И. Арнольда с интригующим названием «Теория катастроф». Под этим жутковатым названием скрывалась интереснейшая трактовка самых разных явлений в космогонии, природе, обществе... Суть теории довольно проста: явлениям для перехода к новому качеству, имеющему порой глобальный характер, достаточно внешне незначительных причин, нарушающих некое равновесие. Так первотолчком в цепи событий, приводящих к урагану планетарного масштаба, может стать взмах крыла бабочки.
Когда ко мне даже в поверхностном приближении пришло понимание этой теории, мир для меня преобразился! Он перестал быть предсказуемым. В нём обнаружились течения и водовороты. События и судьбы оказались подчинены удивительным узорам обстоятельств совершенно иного характера, чем их последствия. Такой подход применим к пониманию событий разной природы: культурных и биохимических, историко-политических и космогонических, религиозных и цивилизационных. Семья, род, коллектив, народ, государства, этнос, цивилизации – все эти институции проходят естественный путь возникновения, развития и угасания, зачастую резко меняют траектории развития, и эти изменения могут быть объяснены с точки зрения теории катастроф. И даже рождения стихотворения можно рассмотреть с этой точки зрения: ведь любой автор помнит случай, когда шум дождя, падение листа с ветки, след облака в небе вдруг становятся толчком к вдохновению...

В жизни многих людей есть рубежи, заставляющие принимать важнейшие решения, которые порой меняют судьбу.
Игорь, были ли такие точки бифуркации в Вашей судьбе, когда она – творческая, человеческая – могла бы пойти по-другому? Что Вы теряли или обретали в итоге?

Да, Марк, и не единожды. Жизнь человеческую «от родин до погоста» ведь тоже можно в некотором приближении представить в виде временной последовательности событий, в каждом из которых на человека воздействуют как внутренние, так и внешние факторы. Иногда мы говорим про это – «линия судьбы».
В семнадцать лет я уехал из родного города учиться в Киев – и моя жизнь в огромной степени изменилась. Я потерял школьных друзей, беззаботную жизнь под крылом родителей и даже первую любовь... Но зато приобрёл самостоятельность, привычку преодолевать бытовые трудности, активно влился в студенческую жизнь.
В двадцать один год вознамерился поменять жизнь ещё раз: ушёл из института, был призван в армию, естественно, потерял студенческое окружение, но обрёл армейское. Армейскую пору – трудное, но незабываемое время – вспоминаю добрым словом. Плюсы: повзрослел, научился ждать и терпеть, осмелел, появились навыки лидера. Но велик и список потерь: я припозднился с получением высшего образования, нарушились планы относительно молодой женщины, с которой хотел строить будущее...
Таких переломных моментов было в жизни немало. Они не были трагическими, но вокруг немало иных примеров. Мои родственники, коренные горожане в четвёртом поколении, в результате карабахского конфликта были вынуждены, бросив нажитое, переселиться из Баку в глубокую российскую провинцию. Иных уж нет… Многие мои друзья на фоне постперестроечных событий целыми семьями уезжали из страны. И как же трудно и долго, оказавшись на чужбине, они возвращали себе профессии, наживали новое имущество, налаживали жизнь.
Но, возвращаясь к Вашему вопросу, скажу: да, мы что-то теряем, иногда многое, но всегда что-то находим. Это жизнь.

Игорь, есть точки бифуркации и есть люди, встречи с которыми влияют на нас, иногда меняют нашу жизнь, а иногда в силу разных причин надолго нам запоминаются...
Были ли в Вашей жизни такие люди? Чем они занимались: наукой, литературой, критикой? Если были, то расскажите, пожалуйста, о них.

Да, такие люди были, и первым мне хочется назвать руководителя студенческой студии, редактора институтской многотиражки «Авиатор», журналиста Виктора Карпюка. Его разборы наших наивных, но эмоциональных виршей становились мастер-классами! Он умел критиковать жёстко по сути, но тактично по форме. После его разборов хотелось не жечь написанное, а исправлять его. Карпюк говорил: «Если строфу можно изъять из вашего текста без потери смысла – вычёркивайте без сожалений!» Следую совету всю жизнь.

Игорь, позвольте на секунду Вас перебить! Ирина Борисовна Царёва однажды рассказала мне, что Игорь Вадимович без малейших колебаний вычёркивал целые строфы, если находил, что стихи полноценно существуют и без них.
Пожалуйста, продолжайте…

С профессиональными литераторами высокого уровня жизнь меня сталкивала дважды, и обе встречи оказались настолько разными и любопытными, что хочется рассказать о них подробнее!
Первая из них была заочной... В начале 80-х годов мой отец отдыхал в санатории на Каспии и познакомился с московским литератором, который назвал лишь своё имя и должность: Алексей, редактор журнала... В силу общего отдыха они часто встречались, играли на биллиарде, и отец как-то раз поведал ему, что сын пытается писать, и показал загадочному Алексею номер газеты «Авиатор» с моей небольшой подборкой. Тот прочёл стихи и сказал отцу: «Славный мальчик у тебя, Вениамин, и пишет неплохо. Но чтобы печатали всерьёз, писать надо о комсомоле. А он у тебя всё о любви да о любви. Молодой, зелёный... Пусть пришлёт подборку мне в Москву, посмотрю». Адреса, однако, он так и не дал! Вернувшись домой, отец рассказал всё это мне, мы посмеялись и забыли. Продолжение эта история получила уже через несколько лет: мы смотрели по телевизору репортаж о каком-то литературном форуме, и вдруг отец ахнул: «Так вот же он, этот Алексей!», – и указал на человека, сидящего в президиуме... Это был знаменитый Алексей Сурков, который когда-то моим стихам поставил совсем неплохую оценку: четыре с минусом, как он сказал моему отцу!
Другой «контакт» с известным поэтом и литературным функционером, имени которого я не хочу называть, произошёл в 2012 году. Я готовил свой первый сборник, и он согласился прочесть рукопись, сделать замечания и посоветовать, в какое издательство обратиться. Мы встречались несколько раз, и я поражался контрастам его натуры: с коллегами он разговаривал жёстко и даже надменно, речь его была полна императивами и глаголами в повелительном наклонении; он не терпел возражений и не щадил самолюбия собеседников. А вот на своей даче в Переделкине он проявлял все качества радушного хозяина, остроумного собеседника, умеющего не только говорить, но и внимательно слушать. Он был прекрасным рассказчиком, и я от него узнал много интересного об учебе в Литинституте, о Николае Рубцове, с которым его там свела судьба, о Союзе писателей. С рукописью он обошёлся деликатно, сделав лишь несколько замечаний, а на мой осторожный вопрос, как ему будущая книга, сказал: «Игорь, я при чтении заметил сразу – здесь настоящая поэзия!» Не скрою, это придало мне уверенности и приятно по сию пору.
Мэтры мэтрами, а по-настоящему мне повезло, когда я познакомился с Еленой Потёмкиной, ставшей для меня и наставником, и критиком, и редактором, и даже корректором! Поначалу наше общение никоим образом не было связано с литературой, но потом оказалось, что она из тех редких людей, которые, подобно музыкантам с абсолютным слухом, обладают невероятным чувством языка, врождённой грамотностью, изысканным литературным вкусом. Мой русский всегда носил отпечаток бакинского говора, возникшего в результате смешения фонетических и стилистических особенностей по меньшей мере ещё нескольких языков. Это объясняется тем, что Баку и до революции, и потом был самым интернациональным городом страны. В речь бакинцев вплелись слова и выражения из азербайджанского и армянского, есть даже следы аварского и идиша. Элементы «неправильного» русского встречались и в моём «говорении», и в моих текстах. С помощью Елены за годы нашей дружбы мне почти удалось это преодолеть. Я многому научился у неё – и продолжаю учиться по сей день.

Одно из Ваших стихотворений, Игорь, Вы назвали «Мы – уходящая натура». Его содержание, как мне кажется, Вы соотносите со своим поколением. Но в мире всё больше распространяется ощущение, что мы живём на драматическом переломе нравственных и психологических приоритетов.
Есть ли у Вам ощущение такого перелома?

Марк, тревожное ощущение есть. Цивилизация наша, кажется, вплотную подошла к рубежу, за которым нас – людей, общество - могут ждать самые непредсказуемые явления и процессы. Наше недалёкое будущее представляется неустойчивым, чреватым плохо прогнозируемыми ситуациями. Собственно, первые предвестники радикальных изменений цивилизационного масштаба проявились в европейской культуре и искусстве ещё в середине прошлого века. Постмодернизм с его безудержным доминированием формы над содержанием, расцвет «клипового» сознания, девальвация семейных и религиозных ценностей, окончательный отказ от акмеизма в пользу массовости в культуре, в искусстве, в науке – всё это свидетельства возможного грядущего перелома. Как и когда он проявится, к чему приведет – большой и достаточно больной вопрос. Но, Марк, как говорится, у нас нет другого глобуса. Надо жить и делать что должно.

Игорь, а теперь, если не возражаете, сыграем в экспресс-интервью!
Ваш любимый литературный герой и какое качество делает его таковым?

Ещё с отрочества – Саня Григорьев и Катя Татаринова из «Двух капитанов» В. Каверина.
Бороться и искать, найти и не сдаваться! Светло, романтично, по-советски!

Соответственно, кто нелюбимый и почему?

Со школьных времён – Сонечка Мармеладова...
По какой причине – уже не припомню. Героиня мне категорически не нравилась и отчего-то не нравится по сию пору.

Что больше всего Вы цените в женщине?

В женщинах ценю всякий раз непостижимую для меня пропорцию красоты, ума, души, огня и льда…

Что для Вас важно в Ваших друзьях?

Когда тебе очень нужно, друзья оказываются рядом…

Кто Ваш любимый поэт?

Увы, не могу ответить! Понятие «любимые поэты» годам к тридцати незаметно сменилось понятием «любимые стихи»...

Тогда приведите любимые стихи или хотя бы любимые строки...

Одни из самых любимых принадлежат перу Николая Асеева:

Я не могу без тебя жить!
Мне и в дожди без тебя - сушь,
Мне и в жару без тебя - стыть.
Мне без тебя и Москва - глушь.
Мне без тебя каждый час — с год,
Если бы время мельчить, дробя;
Мне даже синий небесный свод
Кажется каменным без тебя.

Я ничего не хочу знать —
Слабость друзей, силу врагов;
Я ничего не хочу ждать,
Кроме твоих драгоценных шагов.

Можете ли Вы простить измену любимой женщины?

Любимой можно простить измену, только самому себе её измену не простишь…

Есть ли скелеты в Вашем шкафу?

Пара-тройка, ну, как без них?

Признаёте ли Вы деление людей на физиков и лириков?

Наш с Вами, Марк, пример такое деление отрицает. Хотя…

Хотели бы Вы что-то изменить в Вашем прошлом?

А стоит ли?

И последний вопрос: из всего, что Вам в жизни удалось, что именно Вы считаете своей самой главной удачей?

Жизненные достижения достаточно скромны, а ошибки и просчёты не так фатальны. Были деяния (их немного, слава Богу), за которые мне стыдно, есть поступки и результаты, которыми втайне горжусь. Ключевое слово здесь – втайне. Я достаточно счастливый, в целом удачливый человек. Итоговую черту не подвожу. Ещё повоюем!
____________________________________________________________________
С членом жюри Поэтического конкурса Премии имени Игоря Царёва «Пятая стихия» Игорем Исаевым беседовал Марк Шехтман.

Очень интересные вопросы и ответы!
Интервью, как мастерски написанное эссе, вызывает желание задуматься над своим, пережитым...
Замечательный диалог умных собеседников.
Спасибо, Игорь и Марк.

Анна, спасибо и Вам! – за сердечность и неравнодушие!