|
П-3229
НЕЖДАННЫЙ НОЯБРЬ
Тусклый быт в окне маячил, камнем под воду тянул,
Случай все переиначил, жизнь вверх дном перевернул
Игорь Царёв
Этот странный ноябрь я, наверное, не забуду,
Поздней осени след станет виться за мной повсюду.
Никому не скажу чем он дорог, и чем печален.
Знать бы все наперед, и остаться бы там, в начале.
“Если бы, да кабы” - не изменит ноябрь. Пустое.
Что мое - то со мной, приросло, село как влитое.
Омертвевшей листвой осыпается
след случайный,
Но такой неземной, опоенный влекущей тайной..
Затеряется след в камуфляже осенней краски,
Растворится дождем в непогодице-свистопляске,
Сто ветров накорню разметают листву по свету,
Но останется след отпечатком огня до лета.
А быть может решит и впитается рыжей палью,
Рубценосным тавро, татуированой скрижалью.
Сувенир ноября станет ныть, переломом костным
В непогоду, к дождю, к бурям солнца и
новым вёснам.
Станет частью меня, прирастет и сродниться с кожей,
Станет мягким теплом, а не сталью
сердечных ножен,
Станет петь вечерком баритоном, сопрано-меццо,
Отголосками снов отпирать потайную дверцу
В незабвенные дни где искрили
огни безумства
В изумлении слов о непознанных прежде чувствах.
На подкорку души записала: грустить - оставить
И нежданный ноябрь запечатать в конверт. На память.
Любитель броских и неожиданных образов, вероятно, залюбуется этими стихами, написанными со всем размахом доступного автору воображения! Он найдёт здесь «незабвенные дни, где искрили огни безумства», ноябрь, «неземной, опоенный влекущей тайной», способный «отголосками снов отпирать потайную дверцу», и многое другое. Но цель этого пространного описания и причина неземной загадочности «неожиданного ноября» для читателя так и останется неизвестной.
Мне кажется, что фантазия сыграла с автором плохую шутку, подменив своей броской дисгармонией все остальные аспекты литературного произведения: тему, идею, конфликт, сюжет и так далее...
П-3237
ЛЕТО
Хорошо, забыв о вьюгах,
Окунуться в летний зной…
«В кущах личного Эдема», Игорь Царёв
Рыжий пляж. Морская пена.
Тени тонкий лоскуток.
Нега ласкового плена.
Обжигающий песок.
Синь небесного хитона
На плечах ленивых гор.
Бриз и сладкая истома.
Малахольный птичий спор.
Чья-то сонная улыбка.
Соль на бронзовой щеке.
Горизонт качает зыбко
Мысли в старом гамаке.
Счастье с августом в обнимку
Дремлет в облаке из грёз.
Ветерок щекочет спинку
Лепестками чайных роз.
В знойный берег прячет волны
Расплескавшийся залив.
День, задумчивости полный,
Нежен и нетороплив.
Распростёртый, как медуза,
Возлежит морской простор.
Тает в мякоти арбуза
Безмятежный разговор.
Пьём покорно и неспешно
Лето, словно крепкий грог,
Так, как будто жизнь – безбрежна.
Так, как будто вечен срок…
Как лектор-филолог в учебных целях сравнивает два текста одного жанра, так случайность предлагает мне после «Нежданного ноября» посмотреть на «Лето», также написанного в жанре пейзажного стихотворения, и оценить естественность его образного строя.
Эти стихи не безупречны: мне кажется слащаво-игривой строка «Ветерок щекочет спинку», я понимаю, почему лето можно «пить» неспешно, но как пить его «покорно»?...
И всё-таки эти стихи – в отличие от предыдущих – оставляют ощущение целостности замысла и гармоничности исполнения.
П-3238
ВНИЗ ПО БАГРОВОЙ РЕКЕ
Посвист косы прокажённой старухи.
Глупые слухи честнее вранья.
Крови алкают свинцовые мухи.
Корчится небо от стай воронья.
Игорь Царёв
Река багровая, суровая.
По небу сполохи пунцовые
Агонией лошадок загнанных
Не одолевших переправ.
Сквозь блеск «Винчестеров» да «Магнумов»
Видна верёвочка пеньковая
И хитроумно-леденцовая
Мораль воинственных держав.
Река багровая, солёная.
Она полна порогов бешенных
Вверху я вижу солнце алое,
Карминных облаков резьбу.
И чтоб наполнить воды шалые
Где группы крови перемешаны,
Вновь «тётка», (как тарань сушёная)
Затеет смертную косьбу.
¬Река багровая, капризная.
По берегам деревья чёрные,
Стоят стволами автоматными
К воде чудовищной впритык.
Трава ремнями сыромятными
И окоёмы прокопчённые,
И тропка грязно-ненавистная
Ведут в высокий борщевик.
Река багровая, нечистая.
Здесь бродит сила бестолковая,
Ассиметрично-губошлёпая
От злости или от тоски.
Орланы здесь белоголовые
Гнездятся, множатся, бесчинствуют
Да по кровавым лужам шлёпают
И пьют из проклятой реки.
Река багровая, уставшая
Полна коричневыми водами.
Уже не далеко до неба ей
И солнышка, но вот конфуз…
Есть где-то Стикс. И там под сводами
Пещерными, во мгле пропавшими,
Харон тройную плату требует,
За то, что в лодке перегруз.
В стихах возникает весьма впечатляющая картина представлений автора о смерти – «тётке», затевающей «смертную косьбу».
Что является причиной этого апокалиптического кошмара, весьма эмоционально и в жутковатых деталях выписанного автором, читателю узнать не дано. Создаётся впечатление, что перед нами отрывок из поэмы, посвящённой, допустим, войне белых поселенцев (отсюда «блеск «Винчестеров» да «Магнумов») с североамериканскими индейцами. Но это лишь догадки...
П-3241
***
А как иначе угодить душе,
Когда зима – не просто время года,
А в дебрях генетического кода
Невыводимый штамп о ПМЖ...
Игорь Царёв
и там, где город вымерила стужа,
и там, где вьюга выбрила дворы,
вчера играли дети, их игры
зима не нарушала до поры,
морщины улиц ветренно утюжа.
спивался дворник с ловкостью факира.
сливалось небо с бледностью реки.
и вдоль аллей лобзали «мотыльки»
бутоны фонарей, и так легки
мне были и печаль, и бренность мира.
сегодня всё не так, но не об этом
молчит строка, застигнута врасплох,
и сбился карандаш, и почерк плох,
и выдохи не множатся на вдох...
и лишь душа светла вчерашним светом.
Небольшое по объёму стихотворение представляет собой городской пейзаж, и этот пейзаж буквально перегружен ностальгией героини по «вчерашнему свету», её ощущением печали и бренности мира. Минорная тональность стихотворения настолько привлекает читателя своим звучанием, что он забывает спросить, а в чём же всё-таки причина всех этих печалей?
П-3242
А ЕСЛИ ВДРУГ ЗА ГОРИЗОНТОМ НИЧЕГО...
Но ты меня не покидай, моя любимая!
Игорь Царёв «Не покидай меня»
А если вдруг за горизонтом ничего
ни вечной жизни, ни перерожденья?
Я заново придумаю его -
весь этот мир на грани пробужденья.
Красивый, яростный, беспечно молодой,
игрой трёх лун заворожённый ночью,
где ветки ив над сонною водой
теченью добавляют многоточья.
Туманной дымкою с реки плывет рассвет,
играет лучик золотистой рыбкой.
Плеснёт волна под берегом в ответ
и растечётся в ожиданьи зыбком.
Манящий запах свежескошенной травы
над уходящим в небо косогором…
С богами здесь не принято на «вы»,
к ним как к родне приходят с разговором.
Не сетовать, не плакать, не просить,
а говорить - с достоинством и верой,
возможности понять и огласить,
и больше не гоняться за химерой.
А ближе к полдню каплями дождя
по полевой, проселочной дороге
я в новом мире напишу тебя,
не думая о том, что скажут боги.
У меня ощущение, что в стремлении придумать «мир на грани пробужденья» автор отпустил душу и перо на волю и действительно создал такую действительность, в какой ему хотелось бы жить! И ведь хороший получился мир – «красивый , яростный, беспечно молодой», где люди говорят «с достоинством и верой», где даже к богами обращаются как к равным и «к ним как к родне приходят с разговором».
Хороший мир с хорошими людьми. Пожить бы в таком...
+
П-3248
ГАДАЛКА
«Ты прости нас, Господи, мы не ведаем,
что творим»...
И. Царёв
На сочельник снег дотемна маячил,
а когда замёл он моё крыльцо,
в ледяную дверь постучался мальчик –
невысокий, щуплый, с рябым лицом.
Говорил тревожно, ступал несмело,
наблюдал с опаской, исподтишка.
Сел у печки. Печка безмолвно пела,
как поёт старуха без языка.
Погадать просил. Растирая пальцы,
отогрелся, скинул с себя тулуп.
Я в него глядела: вот церковь, плацы…
и проклятья с чьих-то слетают губ.
Кто ты, мальчик? Выйди ко мне, не прячась.
Два пути на линии жизни есть.
На одном – ты зряч, но идёшь к незрячим,
и несёшь смиренно благую весть.
На другом, который вот здесь, где палец,
ты - слепец, и сеешь повсюду смерть.
Кто ты, мальчик? Кто ты, худой страдалец?
Отчего так страшно в тебя глядеть?
Выбирай судьбу! Впрочем, ты не властен.
Или властен? Вот же – не разобрать!
За тобой – лукавый с драконьей пастью,
но и Бог, в которого верит мать.
Выбрав свет, погибнешь, как лёд на солнце.
Жив останешься, встав на безбожный путь,
одержимость властью в тебе проснётся,
от которой в сторону не свернуть –
так в ушко иглы не пролезть верблюду.
И тогда хоть сотню лет проживи:
будет плач и скрежет зубов повсюду.
Будет кровь…и слава твоя… в крови.
Он сидел, на плечи тулуп набросив,
словно мёрз, но пот выступал на лбу.
И глумилась ночь: «Выбирай, Иосиф,
если сможешь выбрать свою судьбу».
Высший пилотаж поэзии – это умение автора соединить символ с исторической реальностью или – что ещё сложнее! – с исторически значимой личностью.
«Мальчик – невысокий, щуплый, с рябым лицом», постучавшийся «в ледяную дверь» эпохи и отворивший её, однозначно расшифровывается читателем, знакомым с историей России.
Эти стихи заслуживают серьёзного анализа. Но уже сейчас хочу сказать, что многозначности и проблемности центрального образа этих стихов я не знаю аналогов.
П-3249
КАЧЕЛИ
"Пусто в доме - ни гроша, ни души,
Спит на вешалке забытый шушун..."
И. Царёв
А наша жизнь – под гору колесом,
Рассвет – закат, зима – и тут же лето…
Недолги сборы, еду в старый дом –
Заброшенный очаг любви и света.
Да только дом за годы потемнел,
Кругом унынье, тишина, разруха.
Просела дверь, оставшись не у дел,
Крапивой ощетинилась округа.
Качели, загрустившие в саду:
Качну – скрипят. Глаза прикрою – вижу,
Как ребятня играет в чехарду...
И детский смех всё явственней и ближе.
Затрепетала радостью ольха,
Влюбленный ветер на прогулку вышел.
И я – опять, как в юности, легка –
Взмываю на качелях выше, выше...
Когда в пучине жизни городской
Волна воспоминаний одолеет,
Я навещаю старый дом родной:
Там ждут меня заветные качели.
При всей традиционности сюжета эти стихи отличаются техническим и композиционным мастерством. Автор рисует картину старого дома короткими, предельно ясными по смыслу предложениями, и перед читателем возникает чёрно-белый, будто разбитый на кадры, видеоряд, в котором реальность прошлого видится одновременно и грустно, и светло.
Образ качелей, возвращающих героя в радость детства, конечно, не нов, но вполне убедителен и гармоничен в мире этих стихов.
П-3250
ГАРАЖИ
Покуда трое пьют за гаражами,
Хоть капля смысла в этом мире есть.
Игорь Царёв
О терзающем душу - не смог, не сказал.
Всё - в тираж дождевой... А блуждающий вечер
стал вокруг гаражами и правде в глаза
фонарями глядит - больше, в общем-то, нечем.
И молчит, но молчание не концентрат
философский,
скорее, прообраз распада.
Правды нет.
И семь пядей во лбу - хоть и фарт,
но семь пятниц в неделю - беспомощность фарта.
Гаражи и дороги -
напротив висит
полнолуние противовесом, как нэцкэ.
Май дождями взбесил сам себя и - без сил.
С фонарями курю, больше в общем-то, не с кем.
Если сообразить заварить на троих
корни русской тоски - их полно во вселенной,
(трое: я, май и вечер)
то можно на миг
ощутить
обездоленность светлую
в венах.
Распадается мир. И давно в лопухах
горы брошенных за гаражами отходов.
Я дурак, я терзаюсь, а спившийся страх
на кривой, той, что вывезет, держится - хордой.
Хорошо б не хотеть возвращаться назад
за тоской, только рвутся, не связи, а связки.
Правды нет.
Фонари доверяют глазам
свой ненайденный смысл - что велик и напрасен.
Я думаю, что эпиграф «из Царёва» с его признанием «хоть капли смысла в мире» является скорее «антиэпиграфом» для стихов, в финале которых утверждается, что смысл существования, во-первых, «не найден», во-вторых, «велик» и, в-третьих, напрасен.
Думаю, что любой читатель обратит внимание на оксюморонность формулы «велик и напрасен» и задумается о значении в этом контексте слова «велик» – оно от величины или от величия? – и, вероятно, придёт к выводу, что автор и сам запутался в вопросе о смысле мира и жизни.
п.с. С учётом всего содержания и образной структуры стихотворения, полагаю, что подходящим эпиграфом для него были бы строчки из есенинского цикла «Москва кабацкая».
П-3240
БЛАГОВЕСТ
Я верю наивно, что звон колокольный
Развеет дурман и беду отпугнет.
Игорь Царёв «Я верю»
В зимний вечер в церковку зашли,
с той поры болеем.
Стражи тьмы – князья и короли
вспугнуты елеем.
Страшным кашлем рвутся из груди,
жаром и ознобом.
Господи, спаси и проведи
к жизни не за гробом!
Наказанье это, просто хворь,
щучье ли веленье,
верую: с приходом вешних зорь
ждёт выздоровленье.
Слышу, как целебный благовест
катит по аллеям…
Ты не ставь на мне покуда крест.
Разве что елеем.
Наивность и простота этих стихов так заметны, что это даже подкупает!
Незамысловатая молитва, пусть она и не блещет поэтической гармонией, всё же остаётся молитвой.
Думаю, что и у таких стихов есть свой читатель.
П-3251
Я ВЕРНУСЬ
Я вернусь, я ещё непременно вернусь,
Пусть, хотя бы, и выпавшим снегом.
«В гостях у Северянина», Игорь Царёв
Солнечный луч рисует светлую полосу,
Двигаясь по подушке медленно и лениво.
Отзвуки слов с рассветом птицы мне принесут:
«...Буду я летним ливнем, взбалмошным и игривым.
Буду лесной малиной и ароматом трав,
Летней рекой. Листвою буду легко качаться.
Верю, меня узнаешь, просто в ладонь собрав
Камешков разноцветных горсти в волнах причала.
В скалах ручьём прохладным буду бежать звеня.
Жизнь — это пульс. Я здесь. Был человеком. Плотью.
Форма сменилась, знаю. Но это тоже я:
Бег облаков и плеск рыбок на мелководье.
Миг промелькнёт. Опять новых одежд заря, -
Стану я человеком, алой горячей кровью.
Ну, а пока... Я здесь. Ты вспоминай меня.
Ласково вспоминай.
И, я вернусь...»
Это стихотворение – при всей самостоятельности его ритмики и образного строя, передающим скорбь и память женщины по любимому, которого больше нет, – мгновенно напомнило мне гениальные стихи «Ушёл...» Сильвы Капутикян. Напомнило, но ни миг не вызвало мысли о перепеве или подражательстве. Эти два стихотворения близки духовно и событийно – и я поздравляю автора с этой близостью.
Спасибо!
+
П – 3253
ДВА МИЛЛИОНА ЛЕТ (без эпиграфа)
Ночь без края, зверобой и мята,
Светлячками угольки в золе,
Речка глубока и безымянна
И тебе два миллиона лет.
Вечность в ожидании финала,
Чёрный космос бесконечно мал,
Тонет в чае вместе с рафинадом
Глупый героический комар.
Засыпаешь словно в мягком кресле
И при свете матушки- Луны
Пескари поют друг другу песни,
Люди врут, что рыбы молчуны.
Лодка, пристань и фанерный домик,
Гаснут лампы тёплых летних звёзд,
Золото ладоням дарит донник,
Шелестит метёлкой лисохвост.
Дым тумана бледного, густого,
Разнотравье в утренней росе,
Хорошо за пазухой Христовой,
Вылезать не хочется совсем.
Стих-мгновение, стих-состояние, стих-нирвана – и при том, что подобный замысел требует для своего исполнения очень тонкого «настроя» лексики, точной последовательности образов и взвешенного отбора деталей, автор со всем этим замечательно справляется.
Однако не выполнено важнейшее требование условий Конкурса: тексту не предпослан эпиграф из стихотворений И. Царёва, и это, скорее всего, помешает его выдвижению в десятку лауреатов.
П-3256
СТАЯ
На дороге хромой пес –
Он не помнит своих лет...
И его горловой вой,
Как последних надежд крах...
«Снег», Игорь Царёв
Откололся от стаи в голодном лесу
и свободу вдыхаю. Но в этом ли суть,
если серые тени читают следы,
и колючие дебри сомкнули ряды,
если горе и злобу доносят ветра,
и колотится птахой под рёбрами страх
оттого, что в провале безлунной ночи
кто-то жалобно воет, как будто кричит?
Все сбиваются в стаи. Холодный расчёт.
Не от всякого вихря и шкура спасёт.
Ни довериться снам, ни душой разомлеть,
если лечь в одиночку на стылой земле.
А, случись, подзабудешь, что жизнь - это боль,
и свирепые твари придут за тобой,
будет твёрже укус и вернее рывок,
если кто-то такой же прикроет твой бок.
Есть опальная стая, я помню о ней.
Там коварные нравы и думы черней.
Но, сполна доверяя удаче слепой,
отправляюсь на поиск звериной тропой.
И потянется цепь расставаний и встреч
как расплата тому, кто не создан беречь
согревавших его от начала начал,
и поэтому воет теперь по ночам.
Очень цельное, технически хорошо исполненное, а главное – эмоционально сильное стихотворение.
Как известно, лирический герой всегда отличается от автора, и, значит, живёт своей особенной жизнью. И вникнуть в чужую душу, в чужую жизнь, в чужие обстоятельства – задача очень непростая.
А если автор создаёт в качестве своего лирического alter ego уже и вовсе не человека, а читатель в этом герое узнаёт свои проблемы, верит деталям и событиям, то это хорошие стихи.
П-3257
В ПЕТРОПАВЛОВСКЕ-КАМЧАТСКОМ ПОЛНОЧЬ
Разлука острым взмахнёт клинком,
Разрубит тонкую связь времён…
«Время разлук», Игорь Царёв
Край земли. Темно и сыро,
Время горьких интонаций.
В суете большого мира
На часах твоих – пятнадцать.
Сердце спит, а больше нечем
До небес мне достучаться,
Ворох писем не отвечен
В Петропавловске-Камчатском.
Тучи – гордые чавычи –
В океан гурьбой ныряют.
Бесприютно, непривычно
У воды ходить по краю.
Завтра кончится ненастье –
Так в прогнозах накропалось,
И откроем души настежь
Утром: я и Петропавловск.
Словно блюдечки в коробке,
Переложенные ватой,
В облаках слоистых сопки,
Горы в дымке клочковатой.
День-шаман в плаще рыбацком
Мглу развеял: солнце – в помощь!
В Петропавловске-Камчатском
Не всегда бывает полночь.
Внешне очень простые стихи, но с каждым новым обращением к ним они будто углубляются, усложняются и открываются новыми деталями и смыслами.
Обращение к близкому человеку в далёком городе – задача не простая, особенно если души и города разделены часовыми поясами и временами суток: «Сердце спит, а больше нечем \\ До небес мне достучаться...»
Сдержанность и лаконичность стиля, рефрен с названием города, просторечия в сопряжении со сложными метафорами – всё это признаки и доказательства хорошей поэзии.
П-3260
ЦЕНТРАЛЬНЫЙ ХОЛМ. ЗИМА
Я вернусь, я еще непременно вернусь,
Пусть, хотя бы, и выпавшим снегом.
«В гостях у Северянина»,Игорь Царёв
Уже черны на Городском холме
Штрихи деревьев – все идет к зиме.
А сквозь штрихи белеет Третья школа
Пятном муки чистейшего помола.
Тотлебен - с поседевшей головой:
Нежданный снег упал на бронзу с неба.
А там, на горизонте, где синело,
Уже простилось море с синевой.
Твоя зима пройдет без белизны,
Ну, разве ненароком снег сорвется,
Как в эту ночь, а так сухим колодцем
Ты простоишь под ветром до весны.
По опустевшим улицам холма
Погонит он в тоске стручки и листья.
Лишь иногда окрасит их зима,
Случайно прикоснувшись белой кистью.
Когда внизу поднимет шторм волну
И захлестнет безлюдье сонных пляжей,
И, криком разрезая тишину,
Взовьется чаек бдительная стража,
Пустынный холм все так же будет спать
Под музыку немого разговора -
Сквозь вечность, тишину ее и гладь -
Великих адмиралов и Собора.
Кто не родился здесь, тот не поймет.
А тот, кто выпал из гнезда незрелым,
Вернется мыслью. Скоро Новый год
Опять.
Тотлебен припорошен белым.
Бронзовый памятник Тотлебену, герою Крымской войны, Городской холм, Собор, где покоятся «великие адмиралы» – этот город, по которому в предновогодье идёт лирический герой, узнаваем и одновременно превращён автором в мастерски исполненную музыкальную и живописную симфонию.
Ландшафт вобрал в себя здания, памятники, штормовой берег. Он щедро расцвечен автором: здесь чёрные «штрихи деревьев», «море с синевой», «белая кисть» зимы. А ещё он и озвучен криком чаек, музыкой «немого разговора», тишиной вечности.
Это Город. И это его поэтическая ипостась.
Спасибо автору.
+ +
П-3261
СОБИРАЮ
Жизнь – и монета,
и дырка в кармане плаща…
Игорь Царёв
Собираю из кусков,
Дней, мелькающих так скоро,
Пустяковых разговоров
И невысказанных слов,
Из намерений благих,
Из надежд, ушедших с ними,
Из потерь невосполнимых
И находок дорогих.
Составляю наугад,
По сомнениям и вере,
По простой и ясной мере,
Данной много лет назад,
По словам и по делам,
По мальчишеским приметам,
По библейскому завету
С материнским пополам.
Намечаю, словно дом,
По венцам, по звонким брёвнам,
И по линиям неровным,
Словно тропку на ладонь.
Подгоняю и крою,
Как рубашку, из мгновений,
Как полёты из падений,
Собираю жизнь свою...
По сути своей это стихотворение не что иное, как образное изложение важнейших для лирического героя нравственных и поведенческих принципов.
Текст не предлагает читателю броских метафор и сравнений, но, вероятно, именно поэтому так бросается в глаза дерзкий финальный оксюморон: «Как полёты из падений, // Собираю жизнь свою...»
И как мне кажется, именно в этом стихотворении разница между лирическим героем и автором минимальна, а возможно, и вовсе отсутствует. Уж не исповедь ли перед нами?...
+
П-3262
В ЖЁЛТОМ СВЕТЕ ЛЮБВИ
Все берёзы, окрест расчесав на пробор,
Ветер трётся дворнягой о санки.
Проплывает над полем Успенский собор,
Пять веков не теряя осанки.
(И. Царёв, «В гостях у Северянина»)
Полудохлую клячу запрягши в телегу,
Самородным «Живём!» потревожив большак,
Мы потащимся миром по хлябям и снегу,
В череде деревень, городов, колымаг.
Нас ни много, ни мало на ветхой соломе –
Половина своих да и пришлых чуток,
Все глядят на восток и на запад, окроме
Тех, кто дома оставил горшки и шесток.
Но дорога лиха – будто мяты страницы,
Буквы – камни. Глазеет народ, разношёрст,
На изменчивый профиль лихого возницы,
На просёлки в зигзагах на тысячи вёрст.
Утром каждого дня проступают потери –
Кто-то сгинул, кто умер, дорогу познав,
Вижу – тянет не кляча, а каменный мерин
Осмотрел горизонт и понёсся стремглав.
С поворота в ушах заскребло, засвистело,
Обрывая печаль поднялись в небеса
По дороге бездонной, начертанной мелом,
И рефреном в душе голоса, голоса:
«Навсегда ли?» «Навечно» «Ты веришь?» «Я верю».
Я упал и очнулся у прошлого дня.
В красном свете заря уподобилась зверю,
В жёлтом свете любви отпевали меня.
Очень смело задуманные и хорошо исполненные стихи, сочетающие вполне представимые детали деревенского быта с фантастическими и даже мистическими мотивами в развитии сюжета. По сути, перед нами развёрнутая в шести строфах метафора жизненного пути, на который – если я правильно понимаю финал, – герой смотрит уже как на прошлое...
+ +
П-3266
ПИСЬМО БРАТА
Жизнь – дорога, а память – дорожный мешок.
«Воронье», Игорь Царёв
Зашелестело письмо-находка.
Вода событий пьянит как водка.
Киношны лица, размыты даты
И анекдоты все бородаты,
А пересказчики их далече.
Кто за полями — тому полегче.
Неровный почерк мальчонки-брата.
Сперва про жизнь и дела Пирата.
Снимаю пену былого дня я:
Пёс очень нервный и всё линяет.
Ещё в довесок остались строки
Про маму с папой и про уроки.
Мужская скупость слова сочила.
В ответном больше понастрочила,
Слова-тянучки переминая.
Простая штучка — любовь земная.
Горит и греет. Почти как уголь…
Не догорает лишь пятый угол.
Там кучеряшки с блестящих лысин,
Там спят двойняшки забытых истин.
Там собирает перо бескрылость,
Но на подушку не накопилось.
Где ты, мальчишка поры бедовой,
Женатый дважды, однажды вдовый?
Мир стал сложнее. Он независим
От ожиданья бумажных писем.
Нетлен листочек и несминаем.
А небо в синьке, и псы линяют…
Мир детства и юности, ушедший и внезапно оживший в давнем, случайно найденном письме «мальчонки-брата», – таков событийный сюжет этого компактно написанного стихотворения, уложившийся в первую строфу текста. Но главное для себя читатель найдёт во второй строфе, где герой, рефлексируя над своей находкой, размышляет о жизненных путях-дорогах, о потерях и разочарованиях, о мире, где уже не пишут бумажных писем...
Хорошие и умные стихи.
П-3267
В ОКРЕСТНОСТЯХ ПЛЯЖА
В небе чайки причитают –
Душ погибших маята…
Море слёзы не считает.
Морю солоно и так.
Игорь Царёв, «Море камни не считает»
Шахматы поднадоели, с кем бы сразиться в карты?
с собственной тенью? с тенью! чей внешний вид квадратный
сопоставим едва ли с внешностью антиквара.
Сдал, на руках расклад – всякая шваль и пара.
Двадцать веков назад здесь так же цвели маслины,
мерили смертью страсть узники Мессалины.
Двадцать веков! и что, что изменилось? – битвы
старых титанов с тьмой и взгляды, острее бритвы;
те же тираны в бронзе, в мраморе, пантеоны,
из-под земли в венках местные аполлоны,
и без шедевров мир как дефицит сюжетов –
клятвы имперских шлюх да воровство бюджетов.
Спрятав в саду античном статую и скульптуру,
скулы, рельеф глазниц, в общем, мускулатуру
времени, в коей жизнь скрыта под спудом пыли;
пыль сторожит следы, дабы не наследили.
Форум, амфитеатр, шастающие плебеи,
атриум, стены, гарь. Судороги Помпеи.
Апофеоз огня как апогей желанья!..
Пепел и пустота. Формула выживанья.
Рухлядь, руины, хлам. Вьют дождевую пряжу
ветер и облака. Тень доверяет пляжу
от человека прах... полностью, без утайки.
Переживет века – вечность. Прибой и чайки.
Умные и сложные стихи, в коннотации которых доминируют горечь и ирония.
Сопоставление далёкого прошлого с настоящим подвигает героя к риторическому вопросу: «Двадцать веков! и что, что изменилось?» – и ближе к финалу ответ всё же возникнет, но будет этот ответ разочаровывающим: «Те же тираны в бронзе, в мраморе, пантеоны... < > ...клятвы имперских шлюх да воровство бюджетов».
В стихах угадывается солидный литературный опыт автора и ярко индивидуальный стиль.
П-3269
КАК ВСЕГДА
И сразу день на треть был усечен,
Сравнялись скорость тьмы и скорость света.
И ночь, как нож под левое плечо,
Вошла в мой сад, срезая листья с веток.
Игорь Царёв, «Пока Бог спит»
И тогда он садится на крыши жилых домов,
не спеша выпускает из бархатных рукавов...
Для начала он правой рукою взмахнёт едва –
появляется сонная плоская голова,
озирается в сумраке первые пять секунд,
в птичьем взгляде сквозят Караваджо, Уорхол, Мунк,
взор твердеет, желтеет, перо пристаёт к перу,
нарастает далёкий, неясный, тревожный гул.
Через миг воцаряется полная тишина,
фонари повсеместно качают свои права,
безмятежными снами навьюченная сова
улетает к забытым, больным, неспящим.
Вслед срываются свита, прислуга, ученики –
разлетаются в разные стороны мотыльки.
И повсюду,
повсюду,
повсюду,
куда ни глянь,
тонут в небе молитвы, проклятья, просьбы.
Словом, всё как обычно, – подводит итоги он.
И степенно поводит вторым своим рукавом.
Всякий жаждущий днесь да получит отныне всё –
сколько вымолит, выдержит, – столько и унесёт.
И тогда выдвигаются танки, пехота, флот,
дроны-осы сбиваются в рой и летят вперёд,
инкассаторы, судьи, волшебники, палачи,
сонмы котиков, девушек, женщин, парней, мужчин,
дети, звания, премии, пенсии, города…
Словом, всё, – произносит он медленно, – как всегда.
Как всегда, в это время его называют – Ночь.
Как всегда, он старается выслушать и помочь.
Просто это такая работа – давать и брать.
Он спокоен и выдержан, ибо придёт пора –
и тогда он опять обернётся обычным Днём.
И воздаст каждой твари живой по делам её.
Я бы с удовольствием воспринял эти стихи просто как забавный и ни к чему не обязывающий полёт авторской фантазии, если бы после нескольких прочтений не различил в нем отголосков знаменательных для нашего времени произведений и их героев – например, Гарри Поттера, Воланда, альтиста Данилова...
Текст настолько многослоен, что каждый читатель наверняка отыщет в нём то содержание, которое будет соответствовать его интеллектуальному багажу.
+
П – 3270
ЛОШАДИ
Все забыто, все забыто, все прошло, как ни крути,
Только лунный след копыта возле Млечного пути»
Игорь Царев «Забываем…»
Карие – в карий! Понятливый конь.
Взгляд этот не обманет.
Нетерпеливо шлифует ладонь
замшевыми губами.
Рыже-гнедой, с полосою на лбу
цветом белей сметаны –
дай тебе холку сперва поскребу,
сахар потом достану.
Не попрошайка: ведь он – Махаон!
Что ему стоит срезать
угол от изгороди и до
яслей, где кореш Цезарь
в профиль нагнулся, как ивовый прут,
образовав красивый
скат, где вершиной караковый круп, –
до серебристой гривы.
Лето. Расслабленность. Пастораль.
Куры, индюшки, гуси.
Захолодит сквозняком печаль
и невзначай отпустит.
В небе лошадок лихих забег.
Скачки за фаворитом.
Снова поманит коня успех
бешенством позабытым.
Только пришпорит, но сразу тпррру –
дворик и птичий гомон…
Выведут всадницы поутру
Цезаря с Махаоном.
Паре хвостов невпопад мелькать,
стукать копытам в гравий,
по мановению седока
шаг на галоп исправив…
И в развитии сюжета, и в образной системе, и в стилистике этого стихотворения чувствуется настоящая влюблённость автора в лошадей, верных спутников человеческой цивилизации. И общий план, и частные детали указывают на его знания в этой области. Автор даже готов примерить на себя эмоции существа, относящегося к другому биологическому виду: «Снова поманит коня успех // бешенством позабытым». Стоит отметить и весьма высокий уровень технического исполнения текста.
Но предварять эти стихи эпиграфом из стихотворения Игоря Царева «Забываем» лишь потому, что в нём есть слова «лунный след копыта» – это выглядит искусственно и не вполне этично.
П-3271
ЗАСАДА
...То ли это
Говорит душа поэта,
Или это бабье лето
Повело плечом?
Птичьи стаи,
Улетая, в небе тают...
Игорь Царёв, «Оглянитесь…»
...Даже не дослушал военком бездушный –
Рявкнул на мальчишек: «Прекращайте гам!»
Как ему втемяшить, что на фронт им нужно:
За отцов погибших отомстить врагам?!
Вышли на крылечко. Цыкнул Стас слюною:
«Скоро немцы сами будут здесь. Плевать!»,
Бросил взгляд на друга: «Дёмка, ты со мною?» –
«Да!» – «Тогда мы будем с ними воевать!
Батя мой в сарае спрятал две винтовки
И патронов пачку. Думаю, у нас
Есть ещё неделя-две для подготовки.
Завтра и приступим», – подытожил Стас.
...Дни промчались быстро. На лесном просёлке
Сделали засаду, только рассвело.
Немцы накануне заняли Весёлки –
К их родной деревне ближнее село.
«Дёмка, ты запомнил? Выбираем цели
И стреляем вместе, как скажу я «три!»,
Перезаряжаем...» – «Стас, ну в самом деле,
В пятый раз! На небо лучше посмотри,
И на рощу, – видишь, осень золотая?!
А ещё... ты слышишь? Ну, послушай, друг:
Журавли курлычут, собираясь в стаи».
Стас сказал: «Сегодня полетят на юг».
...Немцы появились в час иль полвторого –
Мотоциклы с люлькой, пулемёт внутри;
Двигались беспечно, резкий треск моторов
Оглушил мальчишек. «Дёмка! Раз! Два! Три!»
Грохнули винтовки! Вопли на дороге!
Два мотоциклета съехали в бурьян.
«Это вам за батьку!..» – Дёмка встал на ноги
И грозил фашистам. Ляг скорей, Демьян!..
Поздно! Пулемёты застучали громко.
Мальчик повалился в заросли травы.
Стас, винтовку бросив, хрипло крикнул: «Дёмка!» –
И стремглав метнулся к другу, но увы...
Пулями прошитый, ошалев от боли,
Он упал на землю между двух калин!
И уткнулся взглядом в небо голубое –
В нём беззвучно таял журавлиный клин...
Думаю, что этот сюжет, возможно, имеющий документальную основу, лучше изложить в жанрах малой прозы. К поэтическим формам текст имеет отношение лишь потому, что изложен шестистопным хореем, разбит на строчки и снабжён рифмой. Для поэтического произведения этого недостаточно.
Также сомнительна, мягко говоря, связь этого текста с эпиграфом из стихотворения Игоря Царёва «Оглянитесь...»
_________________________________________________________________
Краткое резюме:
Обзор стихотворений участников конкурса, прошедших во 2-й тур, завершён.
Я рад отметить, что в этом сезоне по сравнению с прошлым и позапрошлым годами увеличилось число хороших и даже очень хороших текстов. Заметно возросло и число объёмных и при этом очень интересных стихотворений.
Что ж, готовимся к предстоящему выбору членами жюри главной десятки лауреатов!
Успеха вам, поэты…
|
Вход
Регистрация
На главную страницу http://igor-tsarev.ru
FAQ
Поиск
