Игорь Царев - Пятая Стихия

Дважды победитель поэтических конкурсов "Пятая стихия" 2019 и 2022 годов
МАРК ШЕХТМАН

(В 2019 году первое место в поэтическом конкурсе разделили Юрий Макашев и Марк Шехтман)


Марк Борисович, с большим удовольствием воспользуюсь выпавшим мне случаем пообщаться с Вами в рамках нового интересного проекта «Пятой Стихии». Давно являюсь Вашим читателем и почитателем, а в преддверии этого разговора с интересом побродил по тем ресурсам, где выставлены Ваши работы или выступления. Авторов, пишущих хорошие стихи в русской силлабо-тонике, у нас хватало во все времена, но талантливых поэтов, обладающих подлинным литературным даром, неповторимым поэтическим языком, «лица необщим выраженьем», выверенной гражданской и культурной позицией всегда меньше, чем членов различных творческих союзов. Вы, Марк Борисович, как раз и представляете это замечательное литературное меньшинство, которое определяет для меня понятие современной русской поэзии. Думаю, что заслуженные похвалы подобного рода в свой адрес Вы слышали и читали не раз, потому, как это ни сложно, попробую далее, задавая свои вопросы, обойтись без избыточной комплиментарности.

Хотел бы попросить вас рассказать о некоторых сторонах вашего творческого и жизненного пути. Первый вопрос предопределён, поскольку наш заочный разговор происходит в формате «Пятой стихии». Вы дважды побеждали в конкурсе памяти Игоря Царёва, а в прошедшем году выступили в качестве эксперта, подняв и без того высокую планку конкурсного литературного обозрения на новый качественный уровень. Ваша приверженность поэзии Игоря Царёва очевидна. Что имя Игоря Царёва значит для Марка Шехтмана, для поэта и для человека?

Здравствуйте, Игорь! Ваш вопрос, если отвечать на него достаточно полно, потребует обращения ко многим сложным проблемам поэзии, психологии, истории и даже геополитики...
Естественно, в рамках этого интервью позволить себе такую роскошь я не могу, а потому ограничусь лишь основными тезисами и некоторыми моментами личного характера. Наше время, по выражению классика, «трудновато для пера», и таким оно стало уже довольно давно. Как человек и гражданин я пережил сложный и даже трагический период распада Советского Союза, был вынужден сменить страну проживания и хоть как-то приспособиться к новым принципам отношений между людьми. Как автор – я никогда не использую определение «поэт» применительно к себе! – я столкнулся с изменением общественной парадигмы в понимании предмета поэзии и с отторжением многими пишущими людьми принципов русской и советской поэтической классики. Вместе с тем, я понимал, что стихосложение нового времени не может не откликнуться на мировые метаморфозы, на многие новые представления о человеке и его месте в социуме и в мироздании. В начале этого века я был уже не молод и обладал вполне приличным поэтическим опытом. И всё же мне был нужен если не «образец для подражания», то, скажем так, авторитетный единомышленник! – и я нашёл его в личности и творчестве именно Игоря Царёва. Талантливый – от Бога! – поэт, чьё тематическое новаторство органично уживалось с яркой образностью, ясным сюжетом и музыкальностью, человек высокого интеллекта, в котором эрудиция и образованность сочетались с нетривиальными интересами, (я читал его книги о паранормальных явлениях), – таким мне представляется Игорь Царёв. Не могу не сказать о важном для меня аспекте его творчества – о его активной позиции в сохранении культурного облика и нравственных норм русского мира как значимой и оригинальной части мировой цивилизации.
В истории поэзии много примеров того, что поэтический талант не поддержан нравственностью или интеллектом, что он часто оказывается склонен к соглашательству или, наоборот, к экстремизму... Игорь Царёв, по моему мнению, счастливо избежал обеих негативных крайностей и соединил в себе лучшие черты поэта, мастера, гражданина и человека.

Мы с Вами одновременно в 2023 году вошли в состав Конкурсной комиссии «Пятой стихии». Вы – как литературный обозреватель, я – как член жюри. Что этот год работы значил для Вас? Привнёс ли он в Вашу жизнь что-то новое?

Игорь, я, скажем так, сотрудничаю с «Пятой стихией» давно, а мои стихи и моё имя, как ни парадоксально, появились в её итоговом сборнике даже раньше, чем я стал участвовать в её конкурсах! Дело в том, что до 2019 года сайт «Клубочек» проводил ещё один конкурс имени Царёва – «ПТИЦА» («Поэтический Турнир Игоря ЦарёвА»), – и Галина Булатова, его организатор, однажды пригласила меня участвовать в нём. Я занял 1-е место и неожиданно увидел своё стихотворение в итоговом сборнике «Пятой стихии» 2018 года, поскольку два хорошо организованных конкурса им. Царёва сотрудничали и поддерживали друг друга. Естественно, я прочёл в этом сборнике все остальные стихи и был поражён масштабом и уровнем до того мне неизвестного поэтического турнира. Ну а потом, уже успешно участвуя в нём, я познакомился с системой его работы, зауважал основательность и профессионализм тех, кто «делает» этот конкурс. Это также относилось к литературному обозрению текстов и к автору этих обозрений Владимиру Гутковскому. Знакомы мы с ним были давно, знакомство наше было сложным и не всегда мирным, но я всегда признавал авторитет и уровень Гутковского как критика. И когда я сменил его на посту литобозревателя, то понимал, что оказываюсь в кругу настоящих профессионалов и что «должен оправдывать…»! К этому времени я был знаком с людьми, имеющими отношение к организации конкурса: например, с Ольгой Флярковской, с Александром Алисовым. Имел я определённое представление и об Ирине Царёвой и отчётливо понимал, что именно она является главной фигурой Конкурса и что такт и дипломатичность в ней сочетаются с прямотой и принципиальностью. Должен сказать, что вообще-то я и сам человек весьма прямой, когда дело касается поэзии. Но в качестве литературного обозревателя я уже не имел права на резкость, категоричность и излишнюю «филологичность». Тут оказался весьма полезным имеющийся у меня опыт написания предисловий к поэтическим сборникам, в которых можно и нужно ярко сказать о лучших сторонах автора и очень осторожно – о некоторых других... Тем не менее, я весьма нервно ожидал оценки сначала кратких характеристик текстов 2-го тура, а потом более развёрнутых рецензий стихотворений-лауреатов. Признаюсь Вам, Игорь, что в этот период я ощутил схожесть своего состояния с тем, когда я новичком пришёл преподавать на университетскую кафедру... Слава богу, справился, но лестные слова в мой адрес, прозвучавшие на итоговой Церемонии «Пятой стихии-2023», были для меня весьма неожиданными!

Марк Борисович, несколько очень известных и сильных работ Вы посвятили театру и актерам. Из скупых биографических строк следует, что Вы были связаны долгим и плодотворным сотрудничеством с Русским драматическим театром в Душанбе. Не могли бы Вы рассказать об этом подробнее?

Игорь, охотно! Но не удивляйтесь услышанному…
Дело в том, что я совершенно не театрал в обычном смысле этого слова. Я редко бываю на представлениях, меня мало интригуют личности конкретных режиссёров и актёров. Гораздо больше меня интересует само театральное искусство. Откуда и почему возникло желание одного или нескольких человек вдруг предстать в обликах и действиях других людей? Как связана личность актёра с личностью представляемого им персонажа и как на эту связь влияет личность режиссёра? Имеет ли право режиссёр менять время и место драматургического первоисточника, хотя это делается сплошь и рядом? И – самое главное для меня как для филолога! – каковы формы драмы как рода литературы и как они взаимодействуют с эпосом и лирикой? Какова специфика процесса превращения пьесы как литературного произведения в театральное действо, а потом и в другие виды искусства: в кинофильм, в телевизионную постановку и даже в балет или в оперу? Я понимаю, что для ответов на все эти вопросы не хватит и десяти полноценных искусствоведческих жизней, но думать о них весьма интересно!
Впервые в театр я попал в возрасте семи или восьми лет. Это было представление в Душанбе, в русском театре драмы имени Маяковского. Давали, кажется, мольеровского «Мещанина во дворянстве». Откровенно говоря, мне было довольно скучно, но вдруг я узнал в актёре, игравшем главного героя, нашего соседа по дому! Не помню, как его звали, но помню его фамилию – Бочавер, – и он был, как я позже узнал, ещё и главным режиссёром театра. И вот тут-то я попался! Это был наш сосед – но и не он, а кто-то другой, говорящий слова, каких сосед никогда бы не сказал во дворе, но сейчас он говорил и вёл себя так, как будто стал другим человеком! Словом, всё стало странно и с течением времени становилось «страньше и страньше». Рассказывать об этих разных странностях я не буду, но упомяну, что я, абсолютно не имеющий никаких способностей к лицедейству, как-то попал на репетицию студенческого театра и по просьбе его руководителя объяснить, как я понимаю какую-то роль, вдруг вошёл в образ, что-то сделал и сказал, – и все замолчали... Потом мне предложили остаться, но я-то знал, что я совсем не актёр, а всё, что произошло, было случайным фокусом судьбы...
Но самым ярким случаем моего пересечения с театром оказалось преподавание в студии при том самом театре Маяковского в Душанбе. В республиканском министерстве культуры решили, что пора воспитать свои актёрские кадры, и на базе театра открыли учебную студию, выпустившую два трёхгодичных потока, причём, на втором курсе студенты должны были прослушать курс лекций по истории мировой литературы с упором на драматургию. Руководство театра обратилось в столичный университет с просьбой рекомендовать преподавателя для чтения этого курса, и перст завкафедрой указал на меня. В выборе авторов, в разбивке лекционных и семинарских часов мне была предоставлена большая самостоятельность, а потому всё оказалось очень интересно! И, конечно, общение с этой амбициозной, талантливой молодёжью, а со временем и с уже состоявшимися актёрами дало мне такое представление о театре и его жизни, какого я не мог получить больше нигде. Была в этой истории ещё одна сторона, весьма важная для меня: мои студенты преподали мне неоценимые по полезности уроки художественного чтения, которые я в некоторой степени усвоил и применял на лекциях, а также на поэтических вечерах, читая свои стихи.

О важных жизненных рубежах, о своеобразных точках бифуркации, о моментах начала Исхода, и в прямом, и в переносном смыслах, когда Ваша судьба – творческая, человеческая - могла бы пойти по-другому. Что теряли, что обретали в итоге?

Вопрос этот и сложный, и простой... То, что Вы назвали точками бифуркации, происходило в моей жизни много раз. Я практически случайно попал и в спорт, и к тому тренеру, без которого моя жизнь была бы совершенно другой. Мне в детстве случайно встретилась старушка, читавшая мне сказки, – и это стало началом моей любви к фантастической литературе, а потом переросло в любовь и интерес к НФ и мифу, сформировав мои научные предпочтения. Я случайно стал капитаном КВН университета – и с тех пор бывшие члены той команды остались моими лучшими друзьями. Однажды, решив уйти с физфака на факультет философии МГУ, я поддался на уговоры ректора перейти на филфак, – и это решение стало одним из самых значимых в жизни. Когда в 90-м году Москва отказала мне и моей семье в прописке и я выбрал страной эмиграции не США и не Германию, а Израиль, то это было тоже важнейшим решением. Объясню, почему: в силу разных причин Израиль не требовал от человека, приехавшего из Советского Союза, столь радикальных отказов от своей ментальности, как проживание в странах Запада. Попросту говоря, я смог остаться самим собой. Однако понимая, что филология меня не прокормит, я сумел выбрать такую работу, которая не отнимала у меня свободы мышления и оставляла время для творчества. И даже совершенно случайное знакомство с сайтом poezia.ru свело меня с такими людьми, без влияния которых я никогда бы не добрался до своего нынешнего уровня как автор.
Как Вы понимаете, Игорь, я ответил на вопрос о том, что я в итоге приобрёл. А что я потерял? Да кто ж его знает! Прошлое не имеет сослагательного наклонения...

Вы много лет преподавали в высшей школе, у Вас учёная степень, два высших образования – одно гуманитарное, другое естественнонаучное. Вы преуспели и в филологии, и в точных науках, где, как мне известно, также добились побед. Кажется, в пресловутом споре физиков и лириков Вы с полным правом могли бы быть судьёй. А если серьёзно, то возникают закономерные вопросы: не мешало ли на каком-то жизненном этапе одно другому, всегда ли имела место синергия, какая из двух Ваших ипостасей привнесла в Вашу жизнь больше удовлетворения, в какой из них Вы реализовали свои способности наилучшим образом?

Трудный и интересный вопрос, Игорь, хотя ответ вроде бы лежит на поверхности: я филолог и именно как филолог-литературовед и пишущий стихи человек я реализовал свои возможности и способности. А вот достаточно ли полон этот ответ? – тут большие сомнения... Однажды в Израиле я принял участие в продолжительном математическом конкурсе, организованном одной русскоязычной газетой. Как ни удивительно, но некоторые мои наработки в области теории чисел позволили мне успешно дойти до т.н. Супертура, где восьми участникам среди прочего было предложено найти короткое и оригинальное доказательство теоремы Пифагора. Я справился с заданием – и был поражён, до какой степени процесс поиска этого доказательства оказался схож с творческими поисками при создании поэтического произведения... Я верю в озарения как в науке, так и в искусстве, но точно знаю, что после них приходит пора скрупулёзной работы логики на всех этапах математического доказательства, над каждой строкой в тексте стихотворения. Да, области мышления разнообразны, но принципы мышления едины и диктуются интеллектом. И даже если в дело вступает интуиция, то именно интеллект решает, оставить или отвергнуть её находки. Хотя, если честно, я вообще не верю в интуицию. То, что мы определяем этим словом, на самом деле является итогом подсознательной работы логического аппарата. Менделеев десятки лет искал принцип распределения свойств химических элементов, а очень многие страницы черновиков Пушкина испещрены вставками и зачёркиваниями. Полагаю, что интуиции тут много меньше, чем критического осмысления своей работы. Другое дело, что логика и интеллект в каждом из нас развиты в разной степени и не все одинаково легко ими овладевают. На своём примере помню, как медленно и трудно, считая на пальцах слоги, я учился определять размер стихотворного текста. Но научившись и постоянно практикуясь, я пришёл к практически мгновенному определению стихотворного размера уже без всякого счёта. Поэтому сейчас, читая стихи, я немедленно чувствую любое нарушение ритма, как и различные нарушения в области фоники, лексической целостности и структуры текста. Думаю, что похожим образом математик сразу оценивает гармонию математического построения, а физик – все стороны динамического процесса. Наверное, все мы одновременно и физики, и лирики! Разве что эти две сущности в каждом из нас смешаны Богом всегда немножко по-разному!

Позволю предположить, что в Вашем увлечении фантастикой, о котором в биографических справках указано пунктиром, как в фокусе сошлись две вышеупомянутые ипостаси. Или так видится со стороны?! Марк Борисович, несколько слов об этой стороне Вашего творчества, пожалуйста!

Я уже говорил, что чужая бабушка, читая мне сказки, дала начало моему интересу к фантастике. Я с детства полюбил этот литературный жанр, тем более, что именно в 50-е годы прошлого века в советскую литературу пришли Ефремов и Стругацкие, чьи произведения печатались даже в детских журналах и газетах. Так, «Туманность Андромеды» я впервые читал в «Пионерской правде», а ранние рассказы Стругацких – в журнале «Искатель». Уже потом я добрался до Александра Беляева, Жюля Верна и Герберта Уэллса, до прекрасной ранней советской фантастики 20-х – 30-х годов, до великой американской фантастики ХХ века. И когда пришло время определяться с научной темой и руководителем, я уже ничего не выбирал, а сразу поехал в Москву к лучшему тогда специалисту по НФ Юлию Кагарлицкому. Он согласился взять меня в аспиранты, и лучшего руководителя я не представляю. У меня до сих пор хранться написанная им и подаренная мне книга «Что такое фантастика». Именно Кагарлицкий посоветовал мне восстановиться на физфаке и закончить его. Думаю, он сделал это не потому, что изучать фантастику нельзя без знания физики. Вовсе нет! Есть в этой области литературоведения десятки первоклассных специалистов без знания физики или химии. Тут работают другие закономерности. Например, сегодня все знают, что есть фэнтази и есть научная фантастика. Но задайте вопрос, а в чём их различия? – и я сомневаюсь, что вам это объяснят. На самом же деле научная фантастика вовсе не научна. Она просто использует самые общие, самые приблизительные и часто неверные околонаучные представления читательской массы – и потому этим массам интересна. Иными словами, НФ построена на научной мифологии, тогда как фэнтази построена на мифологии фольклорно-языческой и эксплуатирует нашу наивную и доселе неизжитую веру в чудеса. Но если в НФ задействована квазинаучная мифология, то почему среди её выдающихся авторов так много учёных крупных, а иногда и великих: например, Лео Сциллард, Айзек Азимов или Иван Ефремов? Думаю, что человеческий разум, стремясь к саморазвитию, упражняется в построении сложных ситуаций на любой имеющейся у него основе, даже и малодопустимой, ибо такая основа обладает многими степенями свободы и позволяет авторам измыслить бесконечное количество сюжетов и путей их развития. Именно поэтому художественный ресурс НФ безграничен, но чтобы представить все его горизонты, нужно иметь достаточно высокий интеллект, – вот причина того факта, что фантастику часто пишут учёные! Аналогично самое большое удовольствие от чтения и понимания фантастической литературы получит тот читатель, который обладает каким-то уровнем естественнонаучного мышления. Недаром НФ красиво называют «играми разума»!

Среди того, о чём я хотел бы у Вас спросить, у меня имеется достаточно неожиданный вопрос. Расскажите, пожалуйста, о своих занятиях спортом. Мне, как бывшему легкоатлету, правда, не доросшему в своё время до мастерских рубежей, интересно было бы узнать об этом подробнее.

Здесь, Игорь, всё было, как я уже говорил, просто и случайно. Школа, где я учился, силами самих учащихся построила очень приличный стадион. На соревнования в честь его открытия наш физрук пригласил своего бывшего сокурсника, ставшего тренером по лёгкой атлетике. Я, ученик 4-го класса, очень неплохо для своего возраста прыгнул в длину, и физрук сказал, что завтра я должен прийти на тренировку. Я пришёл, и тренировка мне не понравилась. Но мальчик я был послушный, хотя и хитрый: на тренировки я ходил тогда, когда мне не удавалось придумать, как бы на них не пойти. Однако тренер, Александр Николаевич Черенков, был упорен, меня окончательно не выгонял и даже приходил к нам домой и мягко убеждал моих родителей, что спорт – это хорошо... И ведь убедил! А примерно через год я уже и сам втянулся в тренировки, а главное – понял, что хочу выигрывать, хотя выигрывал далеко не всегда. В выпускном классе я был уже кандидатом в мастера спорта в беге на 100 метров, выполнял первые разряды в барьерном беге и в тройном прыжке, входил в юношескую сборную республики, часто ездил на сборы и соревнования. На 3-м курсе я выполнил мастерский норматив на сотке. Был ли я талантлив как спортсмен? Точно я этого не знаю. Сначала многие побеждали меня, но потом я побеждал их. Меня выручали и подталкивали честолюбие и, признаюсь честно, зависть к тем, кто были сильнее. А когда я начинал выигрывать у них, появлялись другие – уже на другом уровне и из других республик. На всесоюзных соревнованиях я на высокие места выходил редко, но хорошо выглядел на первенствах республик Средней Азии и Казахстана, где бывал даже в призёрах. Думаю, у меня был хороший потенциал, но подводила плохая спортивная база в республике. Лишь однажды, когда наш тренер смог организовать для меня киносъёмку, я увидел свой бег в замедленном повторе и впервые понял, как многое делаю неправильно. Всего за несколько месяцев я сумел сбросить со своего результата полсекунды. Те, кто разбирается в спорте, понимает, как это много в беге на 100 метров.
20 лет спорта кончились со смертью моего тренера, получившего второй инфаркт в 46 лет. Это стало для меня огромной личной потерей. Александр Николаевич – мы звали ео Шефом! – был для меня не только тренером, но и учителем в области человеческих отношений, морали и даже культуры. Обо всём этом я написал в единственной своей поэме «Памяти тренера», которая завершается таким финалом:

ПЕСНЯ ДЛЯ ТРЕНЕРА

Никогда не кончается песня,
Хоть всему приходит конец.
Начинает заново песню
Каждый новый её певец.

И перо отложив на рассвете,
Свой этап пути завершив,
Передай же по эстафете
Всё, чем счастлив ты был и жив.

Никогда не кончается песня
Даже там, за порогом тьмы...
Никогда не кончается песня –
Вместе с ней не кончаемся мы.

Трудно было тебе или просто,
Предназначенное совершив,
Ты оставишь детям и звёздам
Всё, чем счастлив ты был и жив...

Игорь, кажется, я сказал то, что было необходимо и достаточно. Мне было интересно отвечать, потому что Ваши вопросы были интересны. Спасибо за них.
_______________________________________________________________________
С поэтом Марком Шехтманом, победителем Конкурса имени Игоря Царёва «Пятая стихия» сезонов 2019 и 2022 годов, а в дальнейшем его литературным обозревателем беседовал Игорь Исаев.

Марк! То, что Вы - великолепный поэт, я знал всегда. Но Вы еще и потрясающая личность! Мое восхищение!

Всегда приятно пообщаться с умным человеком! Это такая роскошь сегодня!))
Благодарю, Марк.

Марк! Прочитав Ваше интервью, я стала активнее знакомиться с Вашим творчеством. И искренне порадовалась тому, что и за пределами нашей страны жив истинный русский дух, выпестованный нашей великой культурой!
Здоровья Вам и дальшейшего успеха! Так держать!

Марк! Восхищаюсь Вашими стихами, Вашими обозрениями, Вашим интервью. То, что талантливый человек во всем талантлив, Вы подтверждаете и своим творчеством, и своей судьбой.
С уважением!