Дважды победитель поэтических конкурсов "Пятая стихия" 2019 и 2022 годов
МАРК ШЕХТМАН(В 2019 году первое место в поэтическом конкурсе разделили Юрий Макашев и Марк Шехтман)
Вложение:
Марк Шехтман.jpg [ 19.29 КБ | Просмотров: 7320 ]
Марк Борисович, с большим удовольствием воспользуюсь выпавшим мне случаем пообщаться с Вами в рамках нового интересного проекта «Пятой Стихии». Давно являюсь Вашим читателем и почитателем, а в преддверии этого разговора с интересом побродил по тем ресурсам, где выставлены Ваши работы или выступления. Авторов, пишущих хорошие стихи в русской силлабо-тонике, у нас хватало во все времена, но талантливых поэтов, обладающих подлинным литературным даром, неповторимым поэтическим языком, «лица необщим выраженьем», выверенной гражданской и культурной позицией всегда меньше, чем членов различных творческих союзов. Вы, Марк Борисович, как раз и представляете это замечательное литературное меньшинство, которое определяет для меня понятие современной русской поэзии. Думаю, что заслуженные похвалы подобного рода в свой адрес Вы слышали и читали не раз, потому, как это ни сложно, попробую далее, задавая свои вопросы, обойтись без избыточной комплиментарности.
Хотел бы попросить вас рассказать о некоторых сторонах вашего творческого и жизненного пути. Первый вопрос предопределён, поскольку наш заочный разговор происходит в формате «Пятой стихии». Вы дважды побеждали в конкурсе памяти Игоря Царёва, а в прошедшем году выступили в качестве эксперта, подняв и без того высокую планку конкурсного литературного обозрения на новый качественный уровень. Ваша приверженность поэзии Игоря Царёва очевидна. Что имя Игоря Царёва значит для Марка Шехтмана, для поэта и для человека?Здравствуйте, Игорь! Ваш вопрос, если отвечать на него достаточно полно, потребует обращения ко многим сложным проблемам поэзии, психологии, истории и даже геополитики...
Естественно, в рамках этого интервью позволить себе такую роскошь я не могу, а потому ограничусь лишь основными тезисами и некоторыми моментами личного характера. Наше время, по выражению классика, «трудновато для пера», и таким оно стало уже довольно давно. Как человек и гражданин я пережил сложный и даже трагический период распада Советского Союза, был вынужден сменить страну проживания и хоть как-то приспособиться к новым принципам отношений между людьми. Как автор – я никогда не использую определение «поэт» применительно к себе! – я столкнулся с изменением общественной парадигмы в понимании предмета поэзии и с отторжением многими пишущими людьми принципов русской и советской поэтической классики. Вместе с тем, я понимал, что стихосложение нового времени не может не откликнуться на мировые метаморфозы, на многие новые представления о человеке и его месте в социуме и в мироздании. В начале этого века я был уже не молод и обладал вполне приличным поэтическим опытом. И всё же мне был нужен если не «образец для подражания», то, скажем так, авторитетный единомышленник! – и я нашёл его в личности и творчестве именно Игоря Царёва. Талантливый – от Бога! – поэт, чьё тематическое новаторство органично уживалось с яркой образностью, ясным сюжетом и музыкальностью, человек высокого интеллекта, в котором эрудиция и образованность сочетались с нетривиальными интересами, (я читал его книги о паранормальных явлениях), – таким мне представляется Игорь Царёв. Не могу не сказать о важном для меня аспекте его творчества – о его активной позиции в сохранении культурного облика и нравственных норм русского мира как значимой и оригинальной части мировой цивилизации.
В истории поэзии много примеров того, что поэтический талант не поддержан нравственностью или интеллектом, что он часто оказывается склонен к соглашательству или, наоборот, к экстремизму... Игорь Царёв, по моему мнению, счастливо избежал обеих негативных крайностей и соединил в себе лучшие черты поэта, мастера, гражданина и человека.
Мы с Вами одновременно в 2023 году вошли в состав Конкурсной комиссии «Пятой стихии». Вы – как литературный обозреватель, я – как член жюри. Что этот год работы значил для Вас? Привнёс ли он в Вашу жизнь что-то новое?Игорь, я, скажем так, сотрудничаю с «Пятой стихией» давно, а мои стихи и моё имя, как ни парадоксально, появились в её итоговом сборнике даже раньше, чем я стал участвовать в её конкурсах! Дело в том, что до 2019 года сайт «Клубочек» проводил ещё один конкурс имени Царёва – «ПТИЦА» («Поэтический Турнир Игоря ЦарёвА»), – и Галина Булатова, его организатор, однажды пригласила меня участвовать в нём. Я занял 1-е место и неожиданно увидел своё стихотворение в итоговом сборнике «Пятой стихии» 2018 года, поскольку два хорошо организованных конкурса им. Царёва сотрудничали и поддерживали друг друга. Естественно, я прочёл в этом сборнике все остальные стихи и был поражён масштабом и уровнем до того мне неизвестного поэтического турнира. Ну а потом, уже успешно участвуя в нём, я познакомился с системой его работы, зауважал основательность и профессионализм тех, кто «делает» этот конкурс. Это также относилось к литературному обозрению текстов и к автору этих обозрений Владимиру Гутковскому. Знакомы мы с ним были давно, знакомство наше было сложным и не всегда мирным, но я всегда признавал авторитет и уровень Гутковского как критика. И когда я сменил его на посту литобозревателя, то понимал, что оказываюсь в кругу настоящих профессионалов и что «должен оправдывать…»! К этому времени я был знаком с людьми, имеющими отношение к организации конкурса: например, с Ольгой Флярковской, с Александром Алисовым. Имел я определённое представление и об Ирине Царёвой и отчётливо понимал, что именно она является главной фигурой Конкурса и что такт и дипломатичность в ней сочетаются с прямотой и принципиальностью. Должен сказать, что вообще-то я и сам человек весьма прямой, когда дело касается поэзии. Но в качестве литературного обозревателя я уже не имел права на резкость, категоричность и излишнюю «филологичность». Тут оказался весьма полезным имеющийся у меня опыт написания предисловий к поэтическим сборникам, в которых можно и нужно ярко сказать о лучших сторонах автора и очень осторожно – о некоторых других... Тем не менее, я весьма нервно ожидал оценки сначала кратких характеристик текстов 2-го тура, а потом более развёрнутых рецензий стихотворений-лауреатов. Признаюсь Вам, Игорь, что в этот период я ощутил схожесть своего состояния с тем, когда я новичком пришёл преподавать на университетскую кафедру... Слава богу, справился, но лестные слова в мой адрес, прозвучавшие на итоговой Церемонии «Пятой стихии-2023», были для меня весьма неожиданными!
Марк Борисович, несколько очень известных и сильных работ Вы посвятили театру и актерам. Из скупых биографических строк следует, что Вы были связаны долгим и плодотворным сотрудничеством с Русским драматическим театром в Душанбе. Не могли бы Вы рассказать об этом подробнее?Игорь, охотно! Но не удивляйтесь услышанному…
Дело в том, что я совершенно не театрал в обычном смысле этого слова. Я редко бываю на представлениях, меня мало интригуют личности конкретных режиссёров и актёров. Гораздо больше меня интересует само театральное искусство. Откуда и почему возникло желание одного или нескольких человек вдруг предстать в обликах и действиях других людей? Как связана личность актёра с личностью представляемого им персонажа и как на эту связь влияет личность режиссёра? Имеет ли право режиссёр менять время и место драматургического первоисточника, хотя это делается сплошь и рядом? И – самое главное для меня как для филолога! – каковы формы драмы как рода литературы и как они взаимодействуют с эпосом и лирикой? Какова специфика процесса превращения пьесы как литературного произведения в театральное действо, а потом и в другие виды искусства: в кинофильм, в телевизионную постановку и даже в балет или в оперу? Я понимаю, что для ответов на все эти вопросы не хватит и десяти полноценных искусствоведческих жизней, но думать о них весьма интересно!
Впервые в театр я попал в возрасте семи или восьми лет. Это было представление в Душанбе, в русском театре драмы имени Маяковского. Давали, кажется, мольеровского «Мещанина во дворянстве». Откровенно говоря, мне было довольно скучно, но вдруг я узнал в актёре, игравшем главного героя, нашего соседа по дому! Не помню, как его звали, но помню его фамилию – Бочавер, – и он был, как я позже узнал, ещё и главным режиссёром театра. И вот тут-то я попался! Это был наш сосед – но и не он, а кто-то другой, говорящий слова, каких сосед никогда бы не сказал во дворе, но сейчас он говорил и вёл себя так, как будто стал другим человеком! Словом, всё стало странно и с течением времени становилось «страньше и страньше». Рассказывать об этих разных странностях я не буду, но упомяну, что я, абсолютно не имеющий никаких способностей к лицедейству, как-то попал на репетицию студенческого театра и по просьбе его руководителя объяснить, как я понимаю какую-то роль, вдруг вошёл в образ, что-то сделал и сказал, – и все замолчали... Потом мне предложили остаться, но я-то знал, что я совсем не актёр, а всё, что произошло, было случайным фокусом судьбы...
Но самым ярким случаем моего пересечения с театром оказалось преподавание в студии при том самом театре Маяковского в Душанбе. В республиканском министерстве культуры решили, что пора воспитать свои актёрские кадры, и на базе театра открыли учебную студию, выпустившую два трёхгодичных потока, причём, на втором курсе студенты должны были прослушать курс лекций по истории мировой литературы с упором на драматургию. Руководство театра обратилось в столичный университет с просьбой рекомендовать преподавателя для чтения этого курса, и перст завкафедрой указал на меня. В выборе авторов, в разбивке лекционных и семинарских часов мне была предоставлена большая самостоятельность, а потому всё оказалось очень интересно! И, конечно, общение с этой амбициозной, талантливой молодёжью, а со временем и с уже состоявшимися актёрами дало мне такое представление о театре и его жизни, какого я не мог получить больше нигде. Была в этой истории ещё одна сторона, весьма важная для меня: мои студенты преподали мне неоценимые по полезности уроки художественного чтения, которые я в некоторой степени усвоил и применял на лекциях, а также на поэтических вечерах, читая свои стихи.
О важных жизненных рубежах, о своеобразных точках бифуркации, о моментах начала Исхода, и в прямом, и в переносном смыслах, когда Ваша судьба – творческая, человеческая - могла бы пойти по-другому. Что теряли, что обретали в итоге?Вопрос этот и сложный, и простой... То, что Вы назвали точками бифуркации, происходило в моей жизни много раз. Я практически случайно попал и в спорт, и к тому тренеру, без которого моя жизнь была бы совершенно другой. Мне в детстве случайно встретилась старушка, читавшая мне сказки, – и это стало началом моей любви к фантастической литературе, а потом переросло в любовь и интерес к НФ и мифу, сформировав мои научные предпочтения. Я случайно стал капитаном КВН университета – и с тех пор бывшие члены той команды остались моими лучшими друзьями. Однажды, решив уйти с физфака на факультет философии МГУ, я поддался на уговоры ректора перейти на филфак, – и это решение стало одним из самых значимых в жизни. Когда в 90-м году Москва отказала мне и моей семье в прописке и я выбрал страной эмиграции не США и не Германию, а Израиль, то это было тоже важнейшим решением. Объясню, почему: в силу разных причин Израиль не требовал от человека, приехавшего из Советского Союза, столь радикальных отказов от своей ментальности, как проживание в странах Запада. Попросту говоря, я смог остаться самим собой. Однако понимая, что филология меня не прокормит, я сумел выбрать такую работу, которая не отнимала у меня свободы мышления и оставляла время для творчества. И даже совершенно случайное знакомство с сайтом poezia.ru свело меня с такими людьми, без влияния которых я никогда бы не добрался до своего нынешнего уровня как автор.
Как Вы понимаете, Игорь, я ответил на вопрос о том, что я в итоге приобрёл. А что я потерял? Да кто ж его знает! Прошлое не имеет сослагательного наклонения...
Вы много лет преподавали в высшей школе, у Вас учёная степень, два высших образования – одно гуманитарное, другое естественнонаучное. Вы преуспели и в филологии, и в точных науках, где, как мне известно, также добились побед. Кажется, в пресловутом споре физиков и лириков Вы с полным правом могли бы быть судьёй. А если серьёзно, то возникают закономерные вопросы: не мешало ли на каком-то жизненном этапе одно другому, всегда ли имела место синергия, какая из двух Ваших ипостасей привнесла в Вашу жизнь больше удовлетворения, в какой из них Вы реализовали свои способности наилучшим образом? Трудный и интересный вопрос, Игорь, хотя ответ вроде бы лежит на поверхности: я филолог и именно как филолог-литературовед и пишущий стихи человек я реализовал свои возможности и способности. А вот достаточно ли полон этот ответ? – тут большие сомнения... Однажды в Израиле я принял участие в продолжительном математическом конкурсе, организованном одной русскоязычной газетой. Как ни удивительно, но некоторые мои наработки в области теории чисел позволили мне успешно дойти до т.н. Супертура, где восьми участникам среди прочего было предложено найти короткое и оригинальное доказательство теоремы Пифагора. Я справился с заданием – и был поражён, до какой степени процесс поиска этого доказательства оказался схож с творческими поисками при создании поэтического произведения... Я верю в озарения как в науке, так и в искусстве, но точно знаю, что после них приходит пора скрупулёзной работы логики на всех этапах математического доказательства, над каждой строкой в тексте стихотворения. Да, области мышления разнообразны, но принципы мышления едины и диктуются интеллектом. И даже если в дело вступает интуиция, то именно интеллект решает, оставить или отвергнуть её находки. Хотя, если честно, я вообще не верю в интуицию. То, что мы определяем этим словом, на самом деле является итогом подсознательной работы логического аппарата. Менделеев десятки лет искал принцип распределения свойств химических элементов, а очень многие страницы черновиков Пушкина испещрены вставками и зачёркиваниями. Полагаю, что интуиции тут много меньше, чем критического осмысления своей работы. Другое дело, что логика и интеллект в каждом из нас развиты в разной степени и не все одинаково легко ими овладевают. На своём примере помню, как медленно и трудно, считая на пальцах слоги, я учился определять размер стихотворного текста. Но научившись и постоянно практикуясь, я пришёл к практически мгновенному определению стихотворного размера уже без всякого счёта. Поэтому сейчас, читая стихи, я немедленно чувствую любое нарушение ритма, как и различные нарушения в области фоники, лексической целостности и структуры текста. Думаю, что похожим образом математик сразу оценивает гармонию математического построения, а физик – все стороны динамического процесса. Наверное, все мы одновременно и физики, и лирики! Разве что эти две сущности в каждом из нас смешаны Богом всегда немножко по-разному!
Позволю предположить, что в Вашем увлечении фантастикой, о котором в биографических справках указано пунктиром, как в фокусе сошлись две вышеупомянутые ипостаси. Или так видится со стороны?! Марк Борисович, несколько слов об этой стороне Вашего творчества, пожалуйста!Я уже говорил, что чужая бабушка, читая мне сказки, дала начало моему интересу к фантастике. Я с детства полюбил этот литературный жанр, тем более, что именно в 50-е годы прошлого века в советскую литературу пришли Ефремов и Стругацкие, чьи произведения печатались даже в детских журналах и газетах. Так, «Туманность Андромеды» я впервые читал в «Пионерской правде», а ранние рассказы Стругацких – в журнале «Искатель». Уже потом я добрался до Александра Беляева, Жюля Верна и Герберта Уэллса, до прекрасной ранней советской фантастики 20-х – 30-х годов, до великой американской фантастики ХХ века. И когда пришло время определяться с научной темой и руководителем, я уже ничего не выбирал, а сразу поехал в Москву к лучшему тогда специалисту по НФ Юлию Кагарлицкому. Он согласился взять меня в аспиранты, и лучшего руководителя я не представляю. У меня до сих пор хранться написанная им и подаренная мне книга «Что такое фантастика». Именно Кагарлицкий посоветовал мне восстановиться на физфаке и закончить его. Думаю, он сделал это не потому, что изучать фантастику нельзя без знания физики. Вовсе нет! Есть в этой области литературоведения десятки первоклассных специалистов без знания физики или химии. Тут работают другие закономерности. Например, сегодня все знают, что есть фэнтази и есть научная фантастика. Но задайте вопрос, а в чём их различия? – и я сомневаюсь, что вам это объяснят. На самом же деле научная фантастика вовсе не научна. Она просто использует самые общие, самые приблизительные и часто неверные околонаучные представления читательской массы – и потому этим массам интересна. Иными словами, НФ построена на научной мифологии, тогда как фэнтази построена на мифологии фольклорно-языческой и эксплуатирует нашу наивную и доселе неизжитую веру в чудеса. Но если в НФ задействована квазинаучная мифология, то почему среди её выдающихся авторов так много учёных крупных, а иногда и великих: например, Лео Сциллард, Айзек Азимов или Иван Ефремов? Думаю, что человеческий разум, стремясь к саморазвитию, упражняется в построении сложных ситуаций на любой имеющейся у него основе, даже и малодопустимой, ибо такая основа обладает многими степенями свободы и позволяет авторам измыслить бесконечное количество сюжетов и путей их развития. Именно поэтому художественный ресурс НФ безграничен, но чтобы представить все его горизонты, нужно иметь достаточно высокий интеллект, – вот причина того факта, что фантастику часто пишут учёные! Аналогично самое большое удовольствие от чтения и понимания фантастической литературы получит тот читатель, который обладает каким-то уровнем естественнонаучного мышления. Недаром НФ красиво называют «играми разума»!
Среди того, о чём я хотел бы у Вас спросить, у меня имеется достаточно неожиданный вопрос. Расскажите, пожалуйста, о своих занятиях спортом. Мне, как бывшему легкоатлету, правда, не доросшему в своё время до мастерских рубежей, интересно было бы узнать об этом подробнее.Здесь, Игорь, всё было, как я уже говорил, просто и случайно. Школа, где я учился, силами самих учащихся построила очень приличный стадион. На соревнования в честь его открытия наш физрук пригласил своего бывшего сокурсника, ставшего тренером по лёгкой атлетике. Я, ученик 4-го класса, очень неплохо для своего возраста прыгнул в длину, и физрук сказал, что завтра я должен прийти на тренировку. Я пришёл, и тренировка мне не понравилась. Но мальчик я был послушный, хотя и хитрый: на тренировки я ходил тогда, когда мне не удавалось придумать, как бы на них не пойти. Однако тренер, Александр Николаевич Черенков, был упорен, меня окончательно не выгонял и даже приходил к нам домой и мягко убеждал моих родителей, что спорт – это хорошо... И ведь убедил! А примерно через год я уже и сам втянулся в тренировки, а главное – понял, что хочу выигрывать, хотя выигрывал далеко не всегда. В выпускном классе я был уже кандидатом в мастера спорта в беге на 100 метров, выполнял первые разряды в барьерном беге и в тройном прыжке, входил в юношескую сборную республики, часто ездил на сборы и соревнования. На 3-м курсе я выполнил мастерский норматив на сотке. Был ли я талантлив как спортсмен? Точно я этого не знаю. Сначала многие побеждали меня, но потом я побеждал их. Меня выручали и подталкивали честолюбие и, признаюсь честно, зависть к тем, кто были сильнее. А когда я начинал выигрывать у них, появлялись другие – уже на другом уровне и из других республик. На всесоюзных соревнованиях я на высокие места выходил редко, но хорошо выглядел на первенствах республик Средней Азии и Казахстана, где бывал даже в призёрах. Думаю, у меня был хороший потенциал, но подводила плохая спортивная база в республике. Лишь однажды, когда наш тренер смог организовать для меня киносъёмку, я увидел свой бег в замедленном повторе и впервые понял, как многое делаю неправильно. Всего за несколько месяцев я сумел сбросить со своего результата полсекунды. Те, кто разбирается в спорте, понимает, как это много в беге на 100 метров.
20 лет спорта кончились со смертью моего тренера, получившего второй инфаркт в 46 лет. Это стало для меня огромной личной потерей. Александр Николаевич – мы звали ео Шефом! – был для меня не только тренером, но и учителем в области человеческих отношений, морали и даже культуры. Обо всём этом я написал в единственной своей поэме «Памяти тренера», которая завершается таким финалом:
ПЕСНЯ ДЛЯ ТРЕНЕРА
Никогда не кончается песня,
Хоть всему приходит конец.
Начинает заново песню
Каждый новый её певец.
И перо отложив на рассвете,
Свой этап пути завершив,
Передай же по эстафете
Всё, чем счастлив ты был и жив.
Никогда не кончается песня
Даже там, за порогом тьмы...
Никогда не кончается песня –
Вместе с ней не кончаемся мы.
Трудно было тебе или просто,
Предназначенное совершив,
Ты оставишь детям и звёздам
Всё, чем счастлив ты был и жив...
Игорь, кажется, я сказал то, что было необходимо и достаточно. Мне было интересно отвечать, потому что Ваши вопросы были интересны. Спасибо за них.
_______________________________________________________________________
С поэтом Марком Шехтманом, победителем Конкурса имени Игоря Царёва «Пятая стихия» сезонов 2019 и 2022 годов, а в дальнейшем его литературным обозревателем беседовал Игорь Исаев.