Игорь Царев - Пятая Стихия

Дорогие друзья!

Поздравляем всех авторов, принявших участие во втором туре конкурса «Пятая стихия-2022».
Вне зависимости от выхода в финал, вы уже стали претендентами на публикацию подборок своих произведений в Сборнике стихов лауреатов «Пятой стихии» 2022 года.

Оценки членов жюри по второму туру уже проставлены, поэтому мы называем имена участников второго тура, не опасаясь, что их расшифровка может каким-то образом повлиять на оценку конкурсных работ.

Часть имен не названа, но совсем по другой причине. Мы дорожим благополучием всех, кто участвует в наших конкурсах, а потому, учитывая обстановку в мире, решили не подвергать опасности тех авторов, кто проживает в странах, негативно относящихся ко всему русскому и, прежде всего, к русскому языку. Исключение делаем только для тех, кто лично дал согласие на публикацию своего имени.
Но времена изменятся. И имена остальных, кто не побоялся прислать свои работы, будут названы, и они обязательно получат свои заслуженные награды.
Не будет в этот раз и мнения литературного обозревателя из г.Киева. Мы с пониманием отнеслись к его выходу из проекта и благодарны Владимиру Матвеевичу за 8 лет дружбы.

Итак,
имена и стихи участников второго тура


П-2378 –Адамский Сергей (Санкт-Петербург)

НА МАЛЕНЬКОЙ-ПРЕМАЛЕНЬКОЙ ЗЕМЛЕ

На маленькой-премаленькой Земле,
В не расселенной крохотной квартире
Сухой цветок с утра зазеленел –
Чудесный штрих в обыкновенном мире.

Всё остальное было - как всегда;
По коридору проходили люди:
Герои бесполезного труда,
Уставшие от планов и иллюзий;
Лишенные понтов и куража;
Нагруженные лишними годами.
Шли на работу, ежась и дрожа,
Под небом, рассеченным проводами.

Увы! Наш мир давно прошел акмэ
И клонится к закату понемногу.
А тот цветок, что светится в окне –
Простой сигнал блуждающему Богу,
Который бродит в бесконечной мгле,
Но Бог – не БОМЖ – и он прописан в мире:

В не расселенной крохотной квартире,
На маленькой-премаленькой Земле.


П-2381 – Щербова Галина (Москва)

КОЛОМНА

Москворецких далей панорама.
Как в непритязательном ремейке,
девушка в тени святого храма
с книгой примостилась на скамейке.

Небосвод простёрся синей ширью,
плещет ветка вызревшей черешни.
Девушка склонилась над Псалтырью,
пряча взгляд рассеянно-нездешний.

Монастырских крыш лепные главки
отвлекают чуть заметным креном.
Юная монахиня на лавке
душераздирающе смиренна.

Красота отчаянно условна.
Безусловны лишь святые лики.
А вокруг опрятная Коломна,
огороды, полные клубники.


П-2382 – Владислав Антипов – (Киев, Украина)

ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ

Во Вселенной в общем-то возможно
Даже невозможное местами:
Пособили ангелы безбожникам
Мир спасти от нелюдей с крестами...

П-2383 – Востриков Сергей (Воронеж)
ДВЕ ЧЕШУЙКИ РЫБКИ ЖЕРЕХ

Две чешуйки рыбки жерех,
безыскусный белый свет.
Ни австралий, ни америк,
ни европ в помине нет.
Только блики да полоски
на играющей волне,
только мыслей отголоски,
гомонящие во мне.
Только мыслей отголоски...
Сами мысли не в цене.

Ни с богатством, ни со славой
не столкнулись по пути,
развеселая забава -
жизнь, как поле, перейти.
Где-то пашешь, что-то сеешь,
и возможен урожай...
Не одну обувку сменишь
по дороге за Можай.
Не одну обувку сменишь...
А не хочешь - проезжай.

Жизнь - сплошные недомолвки,
с послесловием в конце,
всё на кончике иголки,
а игла - опять в яйце.
Недалёкий дальний берег,
переправы стылый след.
Две чешуйки рыбки жерех,
безыскусный белый свет.
Две чешуйки рыбки жерех...
Замечательный сюжет.

П-2390 – Кузьмина Светлана (Хотьково, МО)

* * *
На руинах безбожных эпох возрождаются храмы,
Но до слёз огорчают вернувшихся к вере своей
Колокольни пустые, как будто открытые раны,
На поруганных белых телах златоглавых церквей.
Тишина, оглушая, грохочет в безоблачной сини,
Но молитва людская разносится громче окрест:
«Всемогущий, верни колокольную песню России!
Возврати исцеляющий души святой благовест!...»
И сегодня, наполнив округу малиновым звоном,
Помогая стремящимся к Свету «расправить крыла»,
В покаянье всецелом припасть к чудотворным иконам
Призывают звучащие заново КО-ЛО-КО-ЛА.
И заходится сердце и рьяно колотится снова.
Я всю мощь благодати внутри описать не берусь.
И пока над землёю слышно колокольное Слово
Не погибнет вовеки в безверье священная Русь.

07.2009

П-2394 – Ковальчук Тамара (Минск, Беларусь)

ВЕЧЕР В ГОРОДЕ

Опускается вечер на груди согретой земли,
Прижимаясь к ней сущностью всей бестелесной.
И над городом тянутся в серости туч корабли,
Выбирая себе острова сновидений вдали,
В океане бушующем жизни небесной.

А на тоненьких кромках годами стареющих крыш
Собирается род безмятежный кошачий
И своей заунывною долгою песнею тишь
Разрушает, как будто бы бедную мышь
Гонит в клетку и тонет в её тихом плаче.

Опускается вечер на ветхие рёбра домов,
Проникая в глубокие, старые щели.
Отдыхать он в них целую долгую вечность готов,
Создавая иллюзии радужных, сладостных снов,
В час, забывшей свой свист, свиристели.

Тенью чёрной ложится под кронами стройных дерев,
И, укрыв их вуалью из звёздных пылинок,
Поднимается вверх, фонарей ноги страстно задев.
И спешит, как гривастый, бесхитростный лев,
В отраженье упавших на листья и травы слезинок.

Опускается вечер на платьица пыльных дорог,
И на улиц немеющих чистые, нежные руки.
Ветер стонет, как будто бы сам от волненья продрог,
Выбирая себе для ночлега заветный порог,
Где на время уходят все радости, горе и муки.


П-2395 – … – (Запорожье, Украина)

НЕЗАКАТНАЯ РУСЬ

Самая-самая, сердцу родимая самая,
С росными дикими травами, с тихими храмами,
Знавшая грозное прошлое, кровью политая,
Крепко корнями проросшая в душах молитвенных.

ПРИПЕВ:
Ты и радость и грусть, боль исконная –
Журавлиная Русь, колокольная!
Припаду к родникам, Божьей правды напьюсь.
Будь свечою в веках, Незакатная Русь!

Грешная, чистая, сильная, слабая, строгая,
С топотом конным, страдою, путями-дорогами.
С гулом кабацким, раскаяньем – всё в ней поместится.
Русь – и земная, и в Небо ведущая лестница.

Самая-самая, взору желанная самая,
Солнцем умытая, снежным укрытая саваном,
С далями дальними, реками, рощами, долами,
С исповедальными песнями, с плещущим говором.


П-2396 – Воронова Татьяна (Воронеж)

НЕБЕСНЫЙ ЛУЧНИК

Тускнеет на горизонте ртуть
Коротких зимних лучей.
Небесный лучник выходит в путь,
Колчан звенит на плече.

Легко рисует звенящий бег
Прерывистую черту
Вдоль всех поворотов небесных рек,
Стекающих в темноту.

А там, где гневен речной изгиб
И ненадёжен мост, –
Небесный лучник, беги, беги
По белым камешкам звёзд:

Давно истомилась твоя стрела,
Готова твоя мишень!
Пока охраняет ночная мгла
Ещё не наставший день,

Пока не сброшен её покров, –
Добычу клади в суму:
Пожар и смуту, слезу и кровь,
Бескормицу и чуму.

Уже выходят твои враги
Из логова тишины.
Небесный лучник, беги, беги:
Ворота отворены...


П-2398 – … – (Днепр, Украина)

* * *
А давай на всю зиму поселимся в дальней деревне,
На весь долгий декабрь, на январь, на февраль бесконечный.
Будем в печку полешки бросать мы от яблони древней,
Той, что телом своим собирала жар солнечный вечный.

Сквозь косое окошко с облущенной синенькой краской
Станем мы любоваться немыслимою пустотою.
В ней найдешь орхидеи, золу, карнавальные маски,
Города и народы, и небо на звездном настое.

В пустоте белоснежной, в ее черноте непроглядной
Все мечты, все надежды и все расставания с ними.
В ней ни яви, ни сна, нет ни правды, ни лжи плотоядной.
Распростертую вечность увидим глазами своими

В нашем чистом холодном жилище, внимая покою,
Переложит сверчок нам с небесного горние песни.
В черноте, в белизне мы, обнявшись, сроднимся с зимою…
Ничего, что тебя радом нет, вся равно ведь мы вместе.


П-2402- Пушина Лариса (Хабаровск)

ЦАРЬ

Вблизи в горах — мозаика вершин.
Подальше отойти — корона снега.
Тропой для памяти народной стека
от Аксельрода иль Бутми аршин,
свободофильства бойкий Громозека,
расстрелы, коды храмов, ярость едка.
И нимбов свет над пропастью во ржи.
Он был не ангелом, последний царь
империи, опасной миру небом,
библейски кроткой в счастье с чёрным хлебом,
благодарящей волю и за хмарь,
не только ясную, как Грин, погоду
и столбики любви по жизни ходу
до благородства в нас теперь и встарь.

Не идеал — но явно лучше тьмы
дворцов, шатров, многоэтажек люда.
Не относился к редким чудам-юдам,
дрожал, как все, в объятиях зимы,
обычным смертным шёл под сенью веры,
любил жену — их фразы атмосферны —
и был добрей, чем веерные мы.

Хотел уехать и спастись? О да.
Желал детей женить и выдать замуж,
подвесть их к мудрой лёгкости Сезаму,
поведать, где прощения вода,
увидеть бадминтон бутонных внуков
и чуять в девяносто запах луков,
галантный жар парфюма, холода.

Он стал сознательно пред ярым злом
живительно святым повыше мощи
страны от Сочи до полярной ночи,
надэпохальной и в подъём, и в слом.
Где шифрами о Пушкине в дорогах,
где будущего машет недотрога,
где ты и я немереным числом.


П-2403 – … – (Одесса, Украина)

ЧТО НАМ РУСЬ ДА ЗАПЕЛА

Что нам Русь да запела, матушка?
Колыбельной ли шелест крыл?
С шумом ветра, песка и ракушек,
Песню, нежную, как ковыль?

Или с присвистом стрел, косматую,
Что несется конем в степи,
Песню дикую, необъятную?
Под нее ты, дитя, не спи.

Собирайся ты в путь-дороженьку,
За клубком да под облака,
Где-то в поле твой конь стреноженный,
Впереди – из огня река.

Кот-Баюн уж поет на дереве,
На него не гляди, иди,
Пусть кукушкой вся жизнь отмерена,
Только счастье свое найди.

И не надо идти за тридевять -
Солнце светит во все края,
Светит видимо и невидимо,
И поет с ним душа твоя.


П-2405 – … – (Торонто, Канада)

ОТ ГЛУХОГО АБЗАЦА

От глухого абзаца сталкер кидает гайки
В непонятный текст, за которым — комната-зло,
Где сидит птичка Сирин, волнистая попугайка,
На снегу-ловушке из белых пушистых слов.

А когда в русской речи поглубже увязнет коготь,
И уже не взлететь в (г)лазурные небеса,
Ото сна очнётся нерукотворный Гоголь,
Из которого за ночь вырос вишнёвый сад.

Пустыри соблазна, доверчивый запах мяты,
Оголённый взгляд по самое немогу.
Птица-тройка, лети-лети! Ты куда? Куда ты?!
Не отдам ни пяди, хоть я у тебя в долгу.

Проходи, читатель, в стихах становится жарко.
В наливных глазах у птички блестит огонь.
Загадай желание, вы(п/л)ей до дна боярку,
Прочитай три раза "Отче, не успокой".

Васнецовский лес, громовые раскаты Глинки,
Подступает санкт-петербургский туман к Москве.
Над шинелью вьются мичуринские снежинки,
Тают льдинки света на выцветшем рукаве.


П-2407 – Ивонин Андрей (Москва)

ЗИМА В РОССИИ

Зима в России больше чем зима.
Найти причину не сойти с ума,
когда слепа, бела и невесома,
кружась в нелепом танце, как в аду
метёт метель пять месяцев в году
не позволяя выбраться из дома.

Когда на стогнах родины моей
сквозит и дует изо всех щелей,
и воет ветер, как из преисподней;
над нами совершает произвол,
берёт за шиворот и тянет за подол,
подстерегая в тёмной подворотне.

Зима в России больше чем зима –
нам раздаёт подарки задарма:
вот вам меха, вот серебро – берите!
Ломает ледяную скорлупу,
стирает в пыль, и снежную крупу
спускает вниз по индевелым нитям.

И кажется, что это навсегда.
Зима в России больше, чем беда
и больше, чем судьба. И всё теснее
она беспечных, сонных и нагих
сжимает нас в объятиях своих.
И мы уже давно сроднились с нею.

П-2408 – Коробейников Алексей (Ижевск)

МОЁ СЕЛО

Постоянно посещаю,
Слёз печали не тая:
Умирает, догнивает –
Это родина моя…
Ни рождений нет, ни свадеб,
Брошен каждый третий дом;
Лишь крапива на усадьбах,
Запустение кругом.

Словно позабыты властью –
Нет работы им в окрест
Люди – главное богатство
Этих запустелых мест.

Там, увидев городского,
Вовсе не сочтя за труд,
В дом зовут, и с добрым словом
Квасу ковшик подают…

И в любой избе села
Просят отдохнуть с дороги
Если просишь «Как дела?»
То ответят «Слава Богу!»


П-2410 – Ситникова Татьяна (Химки, МО)

* * *

Не ходи зА море,
Погляди: зарево.
Пропадешь заживо,
Упадёшь замертво.
Разверни коня
У тёмной рощи.
Не пали огня -
Будет проще.
Гнётся избушка, пусто жнивьё.
Бог с ней, старушкой, пожила своё,
А тебе что тужить? Не рви душу.
Вишь, назад не бежит! Может там лучше?
У тебя чащи,
А у них - кущи.
Там и жить слаще,
Там и щи гуще.
Вот ведь так оно всё
У вас на Руси!
Всех не спасёшь,
Себя спаси.
Хоть Сивку седлай,
Хоть серого волка -
В утке яйцо,
В яйце иголка.
Не ломай вотще её
На свою горесть:
Там не смерть Кощеева,
А твоя совесть.
Вроде в сердце войдёт -
Успокоится,
А жить не даёт:
Больно колется.


П-2416 – Зиновкин Михаил (Архангельск)

ЗАГАДОЧНЫЕ РУССКИЕ

Жонглировали углями,
Плясали между скирд,
Занюхивали буклями
Немедицинский спирт.
Кикимору и лешего
В свой не пускали дом.
За правду тут же вешали,
За кривду – чуть потом.
Писали письма перьями
На коже с берестой.
В кого попало верили
В наивности простой.
В Европу или Азию
Не лезли до поры.
Холопы-мерчендайзеры,
Урядники-воры.
Смеялись над правителем,
Шутя сбивали спесь.
Считалось, что не вытянем,
Но тяга всё же есть.
Копейщики да лучники –
В строю, в бою, в плену –
Повсюду были лучшими.
Топя в вине вину,
Своим аршином мерили
Да прятали гроши.
Усеяв склон потерями,
Долезли до вершин,
А опосля – под горочку,
Но главное – вперёд!
И ложками – икорочку,
И ковшиками – мёд.
Вся жизнь в борьбе с Горынычем –
Авось недолог срок.
Ни дураков не выучим,
Ни вымостим дорог.
Порхаем трясогузками
Над родиной большой –
Загадочные русские
С широкою душой.


П-2417 – Карапетян Наринэ (Санкт-Петербург)

МАЛЬЧИКИ

по картине Валентина Серова

Поднимался ветер от залива,
морщил воду в патине дождей,
чаячьих воительниц крикливых
разгонял по мачтам кораблей.
Островок бревенчатой веранды –
слабый форт при натиске стихий,
но приник к перилам Александр,
ну а Юра, Юра – тот притих.
Двух голов кудрявых, двух рубашек
парусность не успевает кисть
передать под небом этим влажным,
с ветром движась наперегонки.
Старший смотрит вдаль, а младший – младший,
хоть напуган, но всегда игрив,
взглядом и лукавым и молящим
смотрит в душу, словно в объектив.
Пусть отец подскажет – он все знает:
скоро непогода ведь пройдет
и враждебных вихрей воля злая
от причала прочь не унесет?..
Но дичают тучи в темной свите
и, хоть далеко, – уже в пути
буря, что художник мог предвидеть,
но никак не мог предотвратить.


П-2418 – Уварова Елена (Мытищи, МО)

РОСТОВСКАЯ СЛОБОДА

Выйдет месяц из тумана над ростовской слободой,
где лягушки окаянно голосят наперебой.
Справа – злачные широты, слева – сельский магазин.
В нём резиновые боты, пиво, антикомарин.
Прямо – сотка кукурузы, дальше Ленин-часовой
и фонарь лежит на пузе с перебитой головой.
Тьмой колхозной помыкая, свет рубя напополам,
ночь ползёт глухонемая по незапертым дворам.
Поглядишь, как звезды пшёнкой сыплет небо на крыльцо,
тяпнешь рюмку самогонки с молодильным огурцом
и, укутавшись рогожей, будешь спать мертвецким сном,
ни секунды не тревожась, не жалея ни о ком.

Спи, Алёша, в сладкой хмари, мучай храпом слободу.
Спи, покуда Змей Тугарин не собрал свою орду.


П-2389 – Макашев Юрий (Барнаул)

КРЕЩЕНИЕ

Крещение. Тепло в руках от воска.
Народ глядится мирно в образа.
Из окон – солнце тоненькой полоской.
Куда ни кинь – глаза, глаза, глаза.

За годом год. Мы любим, как умеем.
А молимся – как просят небеса.
Уставшее отечество жалеем.
Клянём царей и верим в чудеса…


П-2415 – … – (Рига, Латвия)

ЖИЗНЬ И СУДЬБЫ

У каждой жизни есть судьба.
Она и радость, и беда,
Она и взлеты, и падения,
Она удача, и везение.
Она наполнена упорством,
Любовью, верой и притворством.
Она - как вихрь. Она - как тень.
Она - как яркий светлый день.
Она то мчится, то ползет,
Но суть свою она несет.
Нет на земле людей безгрешных.
Греши и кайся - лозунг вечный.
Уносит время все и всюду.
Грешить и каяться все будут.
Не обойти жизнь стороной:
Она начертана судьбой.
В каждой судьбе есть лучик солнца…
В каждой судьбе есть ложка дегтя…
И жизнь течет, словно река,
Меняя в судьбах берега.


П-2424 – Ерошкин Анатолий (Абинск)

РУССКАЯ ВЕРСТА

Ну, здравствуй, русская верста!
Стою, как витязь, на распутье,
Как Змей Горыныч у моста,
Иван-царевич средь безлюдья…
Скажи, верста, сажЕней сколь
Тебе отмерено судьбиной?
Аршинов сколько и вершков
В тебе имеется доныне?
Скажи, верста, как удалось
Тебе века и лихолетья
Пронзить собою и насквозь,
Не покоряясь свисту плети?
Тебя татарская камча
Три века радостно хлестала,
Рубили саблями сплеча
Французы, турки и вандалы.
Не раз вражин твоих сапог
Тебя пытался милей мерить
Переверстать и вширь, и вбок
В своей излюбленной манере.
У верстовых твоих столбов
Палили зло шестидюймовки…
Но миллионы «медных лбов»
С верстой смирились в оконцовке.
Лежат они рядком, тишком,
Забыв про дюймы, ярды, мили,
Верста ромашковым ковром
Укрыла пришлые могилы.
Ты в шрамах, русская верста,
От горизонта до порогов
Избушек, теремов и хат,
От воли вольной до острогов.
Прости нас, русская верста,
Что ныне в моде километры!
Тобой мы меряем как встарь
Порывы, доблесть, души, ветры…
И знаем, ты не подведёшь,
Не дашь упасть иль поскользнуться,
Ведь вдоль тебя не ложь, а рожь,
Ты путь волхвов, а не безумцев.


П-2425 – Соколовская Виктория (Полоцк, Беларусь)

***
«Камо грядеши?» – спросят, выпустив в арку врат.
Хлопнут натужно створки памяти за спиной,
И ты покинешь молча первопрестольный град,
Чтобы идти по миру солнечной стороной.

Ноги укажут верно, где Амстердам, где Рим,
Бойкий язык на Киев ловко проложит путь...
Странствующий скиталец, выскочка-пилигрим,
Камо грядеши? Камо?.. Воздуха зачерпнуть?

В землю уходят прочно корни чужих столиц.
Переплетён тугими реками континент.
С греческой колокольни, в небо вздымая птиц,
Бьётся набат тревожный не из твоих легенд.

В каждой стране однажды сыщется свой смутьян.
В каждой войне защита дома – важней всего.
Встанешь под флаги греков? йо́руба? египтян?
Вытащишь меч из ножен над головой... кого?

Камо грядеши, отрок? Вечная молотьба –
Форменный знак распада, чёрный водоворот.
Как по спирали время, так по клубку судьба:
Дерево – древко – знамя. И не наоборот.

По капиллярам тканей в теле гуляет дрожь,
Считанная как вера с глаз и любимых лиц.
И, возвращаясь к вере, ты всё равно придёшь
В край светлооких горлиц и молодых орлиц.

Родина пахнет хлебом, колосом золотит,
Поит холодным квасом там, где кипит покос,
Баней грехи смывает, домом родным ютит,
Крестит и причащает, как завещал Христос.

Ты над её простором вспорешь крылами тишь,
Словно Икар, поднявшись в самую синеву.
Родине часто снится, что ты над ней летишь
И, как ребёнок малый, думаешь: наяву.

Выступи за пределы нынешнего бытья,
Ширь по-рязански плечи, глаз по-алтайски узь.
Вволюшку тайн отмерит древняя харатья,
Закольцевав подкожно: Родина – Матерь – Русь.


П-2426 – Чижова Светлана (Полоцк, Беларусь)

О родине и тихими словами
Замолвленное в колокол звонит…

ЭТО МОЁ, ДОЧЕРНЕЕ
(триптих)

1
Многих ценностей выше моих
Этот тихий о Родине стих –
О широко разлитых полях,
Об обрывисто острых краях
Над извилистой узкой рекой,
Той, которой неведом покой,
Что несёт на пределе любви
Отрешённые воды свои
В неизведанной дали поток,
Чтобы чей-то причастья глоток
На роскошно цветущих лугах,
В дымке озера или в горах,
Жажду нежных миров утолил
И дождём плодородным пролил, –
Прикоснулся к родной стороне
И вернулся поэзией мне.

2
Солнышку в закате поклонюсь,
И восход поклоном в пояс встречу.
Здравствуй, неоглядной силы Русь, –
На четыре стороны привечу.

На чело кокошник водружу,
Жемчугом расшитый с бирюзою,
В сарафан холщовый наряжу
Стан свой, но умоюсь я слезою. –

Где мой сокол, как его сыскать?
Во поле ли раненый иль в сече?
На коне ль горячем мне скакать
Иль пешком идти – пути далече…

Даст Бог не поведаться с бедой.
А найду бессильным, не вдовою
Окроплю враз мёртвою водой,
А вослед, как водится, живою.

3
Чувство любви. – На вечные таинства
Богом уста приложены
К матери – и знак равенства –
Родине в ноги сложены.

Я говорю примирённей, примернее:
Не отвергай вечернее –
Через сомнения, через терние –
Это моё, дочернее.


П-2428 – Крюков Андрей (Москва)

О СЕБЕ

Расскажу о себе. Вот представьте назойливый свет,
Вероломно сверкая, как в складках сокрытый стилет,
Сквозь ненастье к полудню пробил он изрядную брешь,
Хочешь - пей этот луч, словно фреш, хочешь - мелко порежь,
На стене он рисует шлафрок, а чуть выше клобук -
Ял выносит на мель, но не видно ни вёсел, ни рук —
То ль не к месту клобук приплетён, то ль излишен шлафрок,
Но без них не приметишь и след от невидимых ног.
- Ты рукав подними, порази-ка своей пустотой,
Где ты странствовал, призрак? — Нигде, за последней чертой,
- Как ты спасся? — Меня вывел след от скрещённых комет,
- Многих встретил? — О да, впрочем, это интимный предмет,
- Эй, а что там поют? — Не поют, лишь подъёмник трясёт,
Вознося, а потом низвергая с надзвёздных высот,
До которых взобрался ты в жизни, придуманной здесь,
Только ТАМ ты поймёшь, на кой ляд и куда ты залез,
И лететь тебе с теми, кто выше и ниже тебя,
Но никто не подхватит, никто не обнимет, скорбя,
А иной и поныне летит (всё б отдал за стоп-кран!),
В каменеющий мрак уносясь, как в бездонный стакан.
А навстречу роятся снежинки, впиваясь в глаза,
Мир прощально свистит, напослед отпустив тормоза,
Лишь немногим разбиться позволено в плотный песок...
- Как же падал ты сам? — Я не смог, я вращал колесо,
Что толкает тот лифт в небеса, в эту лисью нору,
Где треклятая пасть иссушает твой мозг на ветру...
- Что ж, откроюсь, мой лифтослужитель, я — твой неодим,
Разве здесь мы не в ту же дуду очерёдно дудим?
Крутим сцену с чудовищным троном вулкану под стать,
На котором царят олимпийцы, что жаждут летать.
А снежинки над крышами, лопаясь там, в тишине,
Обретают покой, с этих пор незавещанный мне...
Как в пружинной перине давно правит пыль, а не пух,
Так и в этой былине мой меланхолический дух
Мнил послслова сказать о себе тем, кому незнаком,
Но опять получилось о чём-то/о ком-то другом.


П-2429 – Ланге Елена (Санкт-Петербург)

ТЕРЕМ

Терем спит заметеленным сном,
Стены кутая в шубы собольи;
Занесло всё крыльцо серебром,
Замело золочёные кровли.

Терем спит, только брезжит свеча:
Распускаются блики и тени
Долгой прядью, изломом плеча,
Рукавом с золотой канителью,

Вязью слов, тайной дальных земель...
Кружат, кружат небесные беги;
Лики дивных людей и зверей
Проплывают, качаясь, в ковчеге

По морям расписных подволок;
Дремлет Сирин на яблонях Рая,
И сияющий единорог
Жмётся кошкой, глаза закрывая.

Где-то, где-то, сквозь долгие сны
Белый агнец под звёздами мчится:
Рожки вербные в нимбе луны,
Капли алого солнца в копытцах.

Где прошёл он — ромашковый цвет,
Буйство трав, россыпь солнечных пятен.
Только быстро теряется след:
Он изменчив, запутан, невнятен...

Из-под полуопущенных век
Взгляд скользит от страницы к странице,
И клюют, как горошины, снег
На окне слюдяные жар-птицы...

А присмотришься — нет ничего,
Всё исчезло во сне чёрно-белом;
Лишь метель, словно веретено,
Снег прядёт под космическим небом;

И как зимние ночи, темны
Подо льдом Мнемозина и Лета.
И ещё далеко до весны,
И ещё далеко до рассвета.


П-2430 – Шехтман Марк (Маале-Адумим, Израиль)

РУССКИЕ ЖЕНЩИНЫ НА ПАСХУ

Христос воскресе! ...Плакали и пели,
Убогим клали сласти и рубли,
Близь церкви умывались из купели,
Наполненной от матери-земли.

И крестным ходом, со свечой из воска,
Брели под колокольный перезвон,
В своих платочках, светлых и неброских,
Похожие на лики у икон...

Я их – и постарей, и помоложе,
Счастливых и у горя на краю
Несуетно хранящих имя Божье –
Немало повидал за жизнь свою.

И, чуждый этой вере от рожденья,
Я, выросший вдали от слова «Бог»,
Дивился связи силы и терпенья,
Чьего единства я постичь не мог.

И мне далось не логикой, не мерой,
А будто взмахом изумлённых крыл:
Бог если был, то был силён их верой,
А если не был, всё равно он был!

Несли они не страх, не покаянье,
Но тихое величие своё,
И был их Бог – любви иносказаньем,
Прекраснейшей метафорой её.


П-2431 – Галиаскарова Елена (Красноярск)

СКАЗОЧНОЕ

Переплыть океан бессонниц,
Брод найти и на берег выйти.
Засыпая, услышать звонниц
Перекличку. Из пряжи нити
Натянула судьба упруго –
Мойры плакали у порога:
"Не найдешь ты лихого друга
И во снах". На пруду осока
Танцевала, легко колышась,
Зверь испуг наводил глазами,
Свет струился по елям пышным...
Длился сон и внезапно замер.


П-2432 – Жизневская Наталия (д.Пугачи, Беларусь)

РОДНАЯ ДЕРЕВНЯ

Напой мне, деревня, мелодии детства,
Где мама качала мою колыбель.
Волшебною песней хочу я согреться,
И голосом нежным, словно, свирель.

Напомни, родная, как пели здесь птицы,
Слетевшись напиться воды у ручья.
Скажи о берёзке, что мне небылицы
Шептала листвой в свете летнего дня.

Веди меня тропками вновь на лужайку,
Босыми ногами сбивая росу.
Так хочется встретить мальчишку-зазнайку,
Что дёргал когда-то меня за косу.

Согрей мои руки ты свежею пашней,
Почувствовать запах от сена мне дай,
Налей молочка от коровки домашней,
Парного, что с пенкою, да через край!..

Затихла деревня и будто не слышит,
Таинственной стала в предутренней мгле.
Поникла, родная, и в гости не кличет,
Прижавшись пониже домами к земле.


П-2433 – Брагин Никита (Москва)

ТРИ СМЕРТИ

Меня убили в первый раз на утренней заре,
когда Нерукотворный Спас лежал в седой золе
у догорающих венцов родимого села,
где крест кровав был и свинцов, но скорой смерть была.

И только малое зерно в цепи кромешных лет,
ослеплено, обожжено, таило тихий свет.
Росинки слёз, удары гроз ему считали срок,
пока из глины не пророс единственный росток.

Прошло уже две сотни лет, и в буре, и в цвету –
в себя вобрал я дождь и свет, и неба высоту,
но вот опять людская брань и смерть вокруг меня,
и жизнь моя летит на грань металла и огня…

Страшна была вторая казнь в гудении печей,
дорожным шлаком стала грязь, а пепел стал ничей,
и улетал он далеко на росные луга,
и вечер кутал молоком берёзы и стога.

И в мир пришёл я в третий раз цепочкой светлых слов,
влюблённым взором ясных глаз, искавших мир Христов,
и чутким слухом, что умел в рассветных трелях птиц
узнать свой вековой удел, свой крест среди темниц.

И в родниковом холодке голодного глотка
пишу прощанье на листке, и кровь – моя строка.
Теперь меня свели с ума, в углах – зеркальный ад,
и пеплом костяным зима покрыла Петроград.

Вернусь ли я, и кем вернусь? Травой, песком, рекой?
И будет ли родная Русь хоть в памяти людской?
Узрю ли я лицо огня, пройдя сквозь дым седой,
и чем тогда казнят меня – свинцом, петлёй, водой?

Коль Русь жива – и я живу под сердцем у неё,
и греет солнышко траву, и дождь кропит жнивьё.
Пока я жив – и Русь жива во мне и надо мной,
и сочетаются слова, и вьётся путь земной.


П-2434 – Самусенко Галина (Коломна МО)

БАБЬЯ МОЛИТВА

Поднялась до света. Не спалось ей.
Сердце билось птицею в силке.

Звон колоколов многоголосьем
радостно сплетался вдалеке.

Посидела, сердце унимая,
и пошла. Ещё не рассвело.
Через поле тропочка прямая
вывела в соседнее село.

Истово молилась. За свечами
оживал знакомый строгий лик.
Вслушивались ангелы. Молчали.

Колокольный звон могуч, велик,
расплескался, землю омывая,
разливая вековую грусть.
И, казалось, сказка зоревая
опускалась на седую Русь.

Отмолившись за больных и сирых;
ближних, дальних – всех дошёл черёд, –
за Россию Бога попросила,
чтоб от всякой скверны уберёг.

В поле тропка – под ноги, да к дому.
Серый кот, ласкаясь, на крыльце.
А на сердце лёгкая истома.
И улыбка – светом на лице.

А за печкой травы пахли летом.
В топке пламя билось горячо.
И самозабвенно пел сверчок,
песнь сплетая с ароматом хлеба.


П-2439 – Ефимова Светлана (г.Тавда)

КУЩИ

То бродяга поёт о России,
то грустит полуночный поэт.
Ты глядишь в эти дали пустые,
тоже думаешь: кто мы такие,
что покоя душе нашей нет?

Трень да брень. Горизонт разрывает
«баргузин, пошевеливай вал».
Почему так природа решает,
что беда за бедой накрывает,
словно ты в жерновах побывал…

Тебе Родиной звать это поле
в иван-чае, в тоске на разрыв.
Что мы, русские, хуже всех, что ли,
что безмерно количество боли
за грудиной, – ту боль не избыв,

медовухой её заливаем
и поём, и поём, и поём,
зависаем меж адом и раем,
ничего мы другого не знаем
и до них как-нибудь доживём.

С этой песней метущейся, рвущей,
ты, поэт, ни о чём не жалей,
всё равно –
только здесь твои кущи,
чей-то голос, в объятья зовущий,
и цветущий лиловый кипрей.


П-2440 – Головлева Галина (Нижний Новгород)

ЕДИНСТВЕННАЯ

То баюкаешь нас, прикасаясь губами и сердцем,
Материнской рукой прижимая к кормящей груди,
То вдруг мачехой злой обернешься – и некуда деться
От твоей нелюбви…
- Не суди, и не будешь судим, -
- Оправдаться спешишь, пряча взгляд, или глядя в глаза нам,
То срываясь на крик, то едва различимо шепча.
Мы и знаем тебя, убежденные в том, что не знаем,
И не знаем совсем, но уверенно рубим с плеча,
Рассуждая о прошлом, о будущем и настоящем,
Не скупясь на медали, как равно и на ярлыки.
Лишь теряя тебя, понимаем – другой не обрящем,
По согласию с совестью, или же ей вопреки.
Между нами, то пропасть без дна, то стена без зазора,
То слияние до беззащитности искренних душ,
Где все общее: сладость победы и горечь позора,
И хмельное веселье, и разно-похмельная чушь.
Ты такая, как есть – и легко нам с тобою, иль трудно,
Мы рождаемся и умираем твоими детьми.
Дай нам Бог, чтоб для той, что всегда и во всем неподсудна,
Оставались всегда и во всем неподсудными мы.


П-2441 – Исаев Игорь (Москва)

МЕЖА

Скажи мне, где межа меж радостью и болью?!
Где темноте свеча проигрывает спор.
Где пальцы палача затравленно, с любовью,
от ужаса дрожа, ложатся на топор.

Где стылая постель осеннего погоста –
утраченная пядь земли, золы, родства;
где нечего терять, где все мы только гости,
отведавшие хмель земного волшебства.

Нам есть кого беречь, пред кем зажечь лампаду,
и без кого – судьба! – померкнет всё окрест.
Есть Тот, к кому мольба, и тот, кому награда,
кому – прямая речь, кому – по мерке крест…

Повторенный стократ удел, что нам ниспослан…
Истоки доминант затеряны в веках…
Там все, кто до меня, и те, кто будут после –
репродуктивный ряд молекул ДНК.

Там, в поисках черты меж будущим и прошлым,
порой идут на вы и падают на снег.
Там жизнь моя, увы – зашоренная лошадь,
кругами суеты нехитрый правит бег.

Туманное давно там явственно и зримо,
глухой язык молвы, немой размытый фильм…
Там шествуют волхвы, и там паденье Рима
предопределено падением Афин.

Там серые дожди дотошны и упорны
в стремлении дойти до сути, до конца,
там все мои пути до тошноты повторны,
и неисповедим любой маршрут Творца.

И пусть неуловим пронзающий пространство
след световых погонь – холодный Млечный Путь,
но разожгут огонь, шепнут чуть слышно:
«здравствуй»,
и к родникам любви захочется прильнуть.

Ты двери отвори – в лачугу или в терем,
и тёплый дух жилья тебя заворожит.
Вот здесь – межа моя. Находки и потери.
Мои календари. Моя – до боли – жизнь.


П-2444 – Шлабович Виталий (Браслав, Беларусь)

НА ОБМАНУТОЙ ЗЕМЛЕ

Шум апрельского спектакля.
Пашня чёрствая размякла.
Закружилась жизнь в страде.
Для кого-то вновь батрак я
В миллионной борозде...

Позади забота плуга.
Сенокос. Раздолье луга.
Жизнь кипит в медовом дне.
Я по-прежнему прислуга,
Только в солнечном огне...

Слякоть. Поле. Ранний вечер.
Осень сыростью не лечит.
Жизнь расплакалась навзрыд.
И крестом легла на плечи
Боль неправедных обид...

Воет вьюга. Снега хлопья.
Целят в стужу елей копья.
Потерялась жизнь во мгле.
Для больной судьбы холоп я
На обманутой земле...


П-2446 – Прудченко Евгений (Алматы, Казахстан)

БЕРЁЗОВЫЙ ВЕТЕР

«Намыкался я без тебя.
Помыкал и счастья, и горя;
как шторм безымянного моря
ветрило терзал! теребя
скорлупку тщедушную; стоя
на палубе, ветры кляня,
я знал, ты забудешь меня,
и это лишало покоя...»
... «Состарилась я без тебя.
От долгих снегов поседела,
смотрела в окно то и дело,
без дум о тебе даже дня
случайного не пролетело,
в простор все глаза проглядела;
стоят без пригляда поля,
пшеница пустою созрела...»
... «пронесся неистовый шквал,
нам молнии резали спины,
в предчувствии скорой кончины
на помощь тебя я позвал!..
обмякли помалу пучины,
и я на ногах устоял;
корабль паруса потерял,
а что мачта без парусины?..»
... «Вернулся ты... значит – живой.
Прости, что встречаю без свиты.
Теперь воедино мы слиты,
Родная земля и Родной;
давай, помолчим у ракиты:
теперь я навеки с тобой,
целую в чело, и в ланиты.
Теперь ты навеки со мной!
Награда – покоиться дома
в перине из мха, чернозема;
креста православный покрой;
березовый ветер листвой
укроет с небесным поклоном.
... Тебя отпевает ворона!
а не попугай расписной...»


П-2448 – Глебова Галина (Воскресенский, МО)

ЖЕНСКАЯ ДОЛЯ

В небе солнышко выше и выше,
Ускоряя весенний разбег.
И рыдают сосульки на крыше,
И чернеет от горечи снег.

На проталинке, около дома,
Греет спину ободранный пёс.
Он вчера от хозяйского лома
Подобру еле ноги унёс.

Знать скалымил хозяин-то где-то,
И ушёл в беспробудный запой.
Жаль жену его, тётушку Свету,
Что до времени стала седой.

Кровоточат сердечные шрамы.
Безысходность. А есть ли просвет?
Утешенье нашла она в храме,
Где молитвы поёт много лет.

Верит бедная: Бог её слышит,
И хранит от беды оберег.
А сосульки рыдают на крыше,
И чернеет от горечи снег.

В ближайшее время мы назовем имена финалистов этого сезона.